«Эволюция общественного строя древних германцев с середины I в. до н.э

Введение

В этой работе мы затронем очень интересную и в то же время не достаточно исследованную тему, как общественный строй и экономическое развитие древних германцев. Эта группа народов интересна нам по многим причинам, главными из которых будут культурное развитие и воинственность; первое интересовало древних авторов и до сих пор влечёт к себе как профессиональных исследователей, так и обычный обывателей интересующейся европейской цивилизацией, второе же интересно нам с точки зрения того духа и стремления к воинственности и свободе, которое было присуще германцам тогда и потерянное поныне.

В ту далёкую пору германцы держали в страхе всю Европу, и поэтому многих исследователей и путешественников интересовали эти племена. Одних привлекали культура, образ жизни, мифология и быт этих древних племён. Другие же смотрели в их сторону исключительно с корыстной точки зрения-либо как на врагов, либо на средство наживы. Но всё же, как в дальнейшем будет известно из этой работы, влекло второе.

Интерес римского общества к жизни народов, населявших пограничные с империей земли, в частности к германцам, был связан с постоянными войнами, которые вёл император: в I веке до н.э. римлянам удалось поставить под свою номинальную зависимость германцев, живших к востоку от Рейна (вплоть до Везера), но в результате восстания херусков и других германских племён, уничтоживших три римских легиона в битве в Тевтобургском лесу, границей между римскими владениями и владениями германцев стали Рейн и Дунай. Расширение римских владений до Рейна и Дуная временно остановило дальнейшее распространение германцев на юг и запад. При Домициане в 83 г. н.э. были завоёваны левобережные области Рейна, Декуматские поля.

Начиная работу нам следует углубиться в историю самого появления в этой местности германских племён. Ведь на той территории, которую считают исконно германской, жили и другие группы народов: это были славяне, финно-угры, балты, лапландцы, тюрки; а уж проходило через эту местность ещё большее количество народов.

Заселение севера Европы индоевропейскими племенами происходило приблизительно за 3000-2500 лет до н.э., как об этом позволяют судить данные археологии. До этого побережья Северного и Балтийского морей были заселена племенами, по-видимому, иной этнической группы. От смешения с ними индревропейских пришельцев и произошли племена, давшие начало германцам. Их язык, обособившийся от других индоевропейских языков, явился германским языком - основой, из которого в процессе последующего дробления возникли новые племенные языки германцев.

О доисторическом периоде существования германских племен можно судить лишь по данным археологии и этнографии, а также по некоторым заимствованиям в языках тех племен, которые в древности кочевали по соседству с ними - финнов, лапландцев.

Германцы обитали на севере центральной Европы между Эльбой и Одером и на юге Скандинавии, включая и полуостров Ютландию. Данные археологии позволяют предполагать, что эти территории были заселены германскими племенами с начала неолита, то есть с третьего тысячелетия до н.э.

Первые сведения о древних германцах встречаются в трудах греческих и римских авторов. Самое раннее упоминание о них было сделано купцом Пифеем из Массилии (Марсель), жившим во второй половине IV в. до н.э. Пифей путешествовал морем вдоль западного побережья Европы, затем по южному побережью Северного моря. Он упоминает племена гуттонов и тевтонов, с которыми ему пришлось встречаться во время его плавания. Описание путешествия Пифея до нас не дошло, но им пользовались более поздние историки и географы, греческие авторы Полибий, Посидоний (II в. до н.э.), римский историк Тит Ливий (I в. до н.э. - нач. I в. н.э.). Они приводят извлечения из сочинений Пифея, а также упоминают о набегах германских племен на эллинистические государства юго-восточной Европы и на южную Галлию и северную Италию в конце II в. до н.э.

С первых веков новой эры сведения о германцах становятся несколько более подробными. Греческий историк Страбон (умер в 20 г. до н.э.) пишет о том, что германцы (свевы) кочуют в лесах, строят хижины и занимаются скотоводством. Греческий писатель Плутарх (46 - 127 гг. н.э.) описывает германцев как диких кочевников, которым чужды всякие мирные занятия, такие, как земледелие и скотоводство; их единственное занятие - войны.

К концу II в. до н.э. германские племена кимвров появляются у северо-восточных окраин Аппенинского полуострова. По описаниям античных авторов, это были рослые, светловолосые, сильные люди, часто одетые в шкуры или кожи животных, с дощатыми щитами, вооруженные обожженными кольями и стрелами с каменными наконечниками. Они разбили римские войска и после этого двинулись на запад, соединившись с тевтонами. На протяжении нескольких лет они одерживали победы над римскими армиями, пока их не разгромил римский полководец Марий (102 - 101 гг. до н.э.).

В дальнейшем германцы не прекращают набегов на Рим и все больше и больше угрожают Римской империи.

В более позднее время, когда в середине I в. до н.э. Юлий Цезарь (100 - 44 гг. до н.э.) столкнулся в Галлии в германскими племенами, они обитали на большом пространстве центральной Европы; на западе территория, занимаемая германскими племенами, доходила до Рейна, на юге - до Дуная, на востоке - до Вислы, а на севере - до Северного и Балтийского морей, захватывая и южную часть Скандинавского полуострова. В своих «Записках о галльской войне» Цезарь более подробно, чем его предшественники, описывает германцев. Он пишет об общественном строе, хозяйственном укладе и быте древних германцев, а также излагает ход военных событий и столкновений с отдельными германскими племенами. Также он упоминает и то, что германские племена храбростью стоят выше галлов. Будучи наместником Галлии в 58 - 51 гг., Цезарь совершил оттуда две экспедиции против германцев, которые пытались захватить области на левом берегу Рейна. Одна экспедиция была организована им против свевов, которые перешли на левый берег Рейна. В сражении со свевами римляне одержали победу; Ариовист, вождь свевов, спасся бегством, переправившись на правый берег Рейна. В результате другой экспедиции Цезарь изгнал германские племена узипетов и тенктеров с севера Галлии. Рассказывая о столкновениях с германскими отрядами по время этих экспедиций, Цезарь подробно описывает их военную тактику, способы нападения и обороны. Германцы строились для наступления фалангами, по племенам. Они пользовались прикрытием леса для внезапности нападения. Основной способ защиты от врагов состоял в отгораживании лесными массивами. Этот естественный способ знали не только германцы, но и другие племена, жившие в лесистых местностях.

Надежным источником сведений о древних германцах являются сочинения Плиния Старшего (23 - 79 гг.). Плиний провел много лет в римских провинциях Нижняя и Верхняя Германия, будучи на военной службе. В своей «Естественной истории» и в других трудах, дошедших до нас далеко не полностью, Плиний описал не только военные действия, но и физико-географические особенности большой территории, занятой германскими племенами, перечислил и первый дал классификацию германских племен, исходя, в основном, из собственного опыта.

Наиболее полные сведения о древних германцах дает Корнелий Тацит (ок. 55 - ок. 120 гг.). В своем труде «Германия» он повествует об образе жизни, быте, обычаях и верованиях германцев; в «Историях» и «Анналах» он излагает подробности римско-германских военных столкновений. Тацит был одним из крупнейших римских историков. Сам он никогда не бывал в Германии и пользовался сведениями, которые он мог как римский сенатор получать от полководцев, из тайных и официальных донесений, от путешественников и участников военных походов; он широко использовал также сведения о германцах в трудах своих предшественников и, в первую очередь, в сочинениях Плиния Старшего.

Эпоха Тацита, как и последующие века, заполнена военными столкновениями римлян с германцами. Многочисленные попытки римских полководцев покорить германцев терпели неудачи. Чтобы воспрепятствовать их продвижению на территории, отвоеванные римлянами у кельтов, император Адриан (правивший в 117 - 138 гг.) возводит мощные оборонительные сооружения по Рейну и верхнему течению Дуная, на границе между римскими и германскими владениями. Многочисленные военные лагеря-поселения становятся опорными пунктами римлян на этой территории; впоследствии на их месте возникли города, в современных названиях которых хранятся отголоски их прежней истории.

Во второй половине II в., после непродолжительного затишья, германцы вновь активизируют наступательные действия. В 167 г. маркоманны в союзе с другими германскими племенами прорывают укрепления на Дунае и занимают римскую территорию на севере Италии. Лишь в 180 г. римлянам удается оттеснить их вновь на северный берег Дуная. До начала III в. между германцами и римлянами устанавливаются относительно мирные отношения, которые способствовали значительным изменениям в экономической и общественной жизни германцев.

1. Общественный строй и материальная культура древних германцев

В этой части нашего исследования мы разберёмся с общественным строем древних германцев. Это, пожалуй, наиболее сложная проблема в нашей работе, так как в отличие, например, от военного дела, о котором можно судить «со стороны», разобраться в общественном строе возможно исключительно влившись в это общество, либо быть частью его либо близко соприкоснувшись с ним. Но понять общество, взаимоотношения в нём невозможно без представлений о материальной культуре.

Германцы, подобно галлам, не знали политического единства. Они распадались на племена, из которых каждое занимало в среднем область с площадью, равной приблизительно 100 кв. милям. Пограничные части области не были населены из опасения неприятельского нашествия. Поэтому можно было даже из самых отдаленных поселков достигнуть расположенного в центре области места народного собрания в течение однодневного перехода.

Так как очень большая часть страны была покрыта лесами и болотами и поэтому жители ее лишь в очень незначительной степени занимались земледелием, питаясь главным образом молоком, сыром и мясом, то средняя плотность населения не могла превышать 250 человек на 1 кв. милю. Таким образом, племя насчитывало приблизительно 25000 человек, причем более значительные племена могли достигать 35000 или даже 40000 человек. Это дает 6000-10000 мужчин, т.е. столько, сколько в самом крайнем случае, учитывая 1000-2000 отсутствующих, может охватить человеческий голос и сколько может образовать целостное и способное обсуждать вопросы народное собрание. Это всеобщее народное собрание обладало высшей суверенной властью.

Племена распадались на роды, или сотни. Эти объединения называются родами, так как они были образованы не произвольно, а объединяли людей по естественному признаку кровной связи и единства происхождения. Городов, в которые могла бы отливать часть прироста населения, образовывая там новые связи, еще не было. Каждый оставался в том союзе, внутри которого он родился. Роды назывались также сотнями, ибо в каждом из них насчитывалось около 100 семей или воинов. Впрочем, эта цифра на практике часто бывала больше, так как германцы употребляли слово «сто, сотня» в смысле вообще большого округленного числа. Цифровое, количественное наименование сохранялось наряду с патриархальным, так как фактическое родство между членами рода было очень далеким. Роды не могли возникнуть в результате того, что первоначально жившие по соседству семьи в течение столетий образовали крупные роды. Скорее следует считать, что слишком разросшиеся роды должны были разделиться на несколько частей для того, чтобы прокормиться на том месте, где они жили. Таким образом, определенный размер, определенная величина, определенное количество, равное приблизительно 100, являлись образующим элементом объединения наряду с происхождением. И то и другое давало свое название этому союзу. Род и сотня тождественны.

Что же мы можем сказать о такой немаловажной части общественной жизни и материальной культуры, как жилище и быт древних германцев. В своём очерке о германцах Тацит постоянно сравнивает их быт и обычаи с римскими. Не стало исключением и описание поселений германцев: «Хорошо известно, что народы Германии не живут в городах и даже не терпят, чтобы их жилища примыкали вплотную друг к другу. Селятся же германцы каждый отдельно и сам по себе, где кому приглянулись родник, поляна или дубрава. Свои деревни они размещают не так, как мы, и не скучивают теснящиеся и лепящиеся одно к другому строения, но каждый оставляет вокруг своего дома обширный участок, то ли, чтобы обезопасить себя от пожара, если загорится сосед, то ли из-за неумения строиться»Можно сделать вывод, что германцы не создавали даже поселений городского типа, не говоря уже о городах в римском или современном понимании этого слова. Судя по всему, германские поселения того периода представляли собой деревни хуторного типа, для которых как раз характерно достаточно большое расстояние между строениями и участок земли рядом с домом.

Члены рода, являвшиеся в то же время соседями по деревне, образовывали во время войны одну общую группу, одну орду. Поэтому еще теперь на севере называют военный корпус «thorp», а в Швейцарии говорят «деревня» - вместо «отряд», «dorfen» - вместо «созывать собрание», да и теперешнее немецкое слово «войско», «отряд» (Truppe) происходит от этого же самого корня. Перенесенное франками к романским народам, а от них вернувшееся в Германию, оно до сих пор хранит воспоминание об общественном строе наших предков, уходящем в такие древние времена, о которых не свидетельствует ни один письменный источник. Орда, которая шла вместе на войну и которая вместе селилась, была одной и той же ордой. Поэтому из одного и того же слова образовались названия поселения, деревни и солдат, войсковой части.

Таким образом, древнегерманская община является: деревней - по типу поселения, округом - по месту расселения, сотней - по своим размерам и родом - по своим внутренним связям. Земля и недра не составляют частной собственности, а принадлежат совокупности этой строго замкнутой общины. Согласно более позднему выражению, она образует областное товарищество.

Во главе каждой общины стоял избираемый чиновник, который носил название «альдерман» (старейшина), или «хунно», подобно тому как община называлась либо «родом», либо «сотней».

Альдерманы, или хунни, являются начальниками и руководителями общин во время мира и предводителями мужчин во время войны. Но они живут с народом и в народе. В социальном отношении они такие же свободные члены общины, как и все другие. Их авторитет не настолько высок, чтобы сохранить мир при крупных распрях или тяжелых преступлениях. Их положение не настолько высоко, а их кругозор не настолько широк, чтобы руководить политикой. В каждом племени были один или несколько благородных родов, стоявших высоко над свободными членами общины, которые, возвышаясь над массой населения, образовывали особое сословие и вели свое происхождение от богов. Из их среды общее народное собрание выбирало нескольких «князей», «первейших», «principes», которые должны были ездить по округам («по деревням и селам»), чтобы творить суд, вести переговоры с иноземными государствами, совместно обсуждать общественные дела, привлекая к этому обсуждению также и хунни, для того чтобы затем вносить свои предложения на народных собраниях. Во время войны один из этих князей в качестве герцога облекался верховным командованием.

В княжеских родах, - благодаря их участию в военной добыче, дани, подаркам, военнопленным, которые им отбывали барщину, и выгодным бракам с богатыми семьями, - сосредоточились крупные, с точки зрения германцев, богатства6. Эти богатства дали возможность князьям окружить себя свитой, состоящей из свободных людей, храбрейших воинов, которые поклялись в верности своему господину на жизнь и на смерть и которые жили вместе с ним в качестве его сотрапезников, обеспечивая ему «во время мира пышность, а во время войны защиту». И там, где выступал князь, там его свита усиливала авторитетность и значение его слов.

Конечно, не было такого закона, который категорически и положительно требовал бы, чтобы в князья выбирался лишь отпрыск одного из благородных семейств. Но фактически эти семьи настолько отдалились от массы населения, что не так-то легко было человеку из народа перешагнуть эту черту и вступить в круг благородных семейств. И с какой стати община выбрала бы в князья человека из толпы, который ничем не возвышался бы над всяким другим? Все же нередко случалось, что те хунни, в семьях которых в течение нескольких поколений эта должность сохранялась и которые благодаря этому достигли особого почета, а также и благосостояния, вступали в круг князей. Именно так шел процесс образования княжеских семейств. И то естественное преимущество, которое имели при выборах чиновников сыновья отличившихся отцов, постепенно создало привычку выбирать на место умершего - при условии соответствующей квалификации - его сына. А преимущества, связанные с положением, настолько возвышали такую семью над общим уровнем массы, что остальным становилось все труднее и труднее с нею конкурировать. Если мы теперь в общественной жизни ощущаем более слабое действие этого социально-психологического процесса, то это объясняется тем, что другие силы оказывают значительное противодействие такому естественному образованию сословий. Но нет никакого сомнения в том, что в древней Германии из первоначально выбираемого чиновничества постепенно образовалось наследственное сословие. В покоренной Британии из древних князей появились короли, а из эльдерменов - эрли (графы). Но в ту эпоху, о которой мы сейчас говорим, этот процесс еще не закончился. Хотя княжеское сословие уже отделилось от массы населения, образовав класс, хунни все еще принадлежат к массе населения и вообще на континенте не обособились еще в качестве отдельного сословия.

Собрание германских князей и хунни называлось римлянами сенатом германских племен. Сыновья самых благородных семей облекались уже в ранней молодости княжеским достоинством и привлекались к совещаниям сената. В остальных случаях свита была школой для тех из юношей, которые пытались вырваться из круга свободных членов общины, стремясь к более высокому положению.

Правление князей переходит в королевскую власть, когда имеется налицо лишь один князь или когда один из них отстраняет или покоряет других. Основа и сущность государственного строя от этого еще не изменяются, так как высшей и решающей инстанцией все еще, как прежде, остается общее собрание воинов. Княжеская и королевская власть еще принципиально так мало друг от друга отличаются, что римляне иногда применяют титул короля даже там, где имеются налицо даже не один, а два князя. И королевская власть, так же как и княжеская, не передается по одному лишь наследству от одного ее носителя к другому, но народ облекает этим достоинством имеющего наибольшие на это права посредством выборов иди называя его имя криками. Физически или умственно неспособный для этого дела наследник мог быть и был бы при этом обойденным. Но хотя, таким образом, королевская и княжеская власть прежде всего отличались друг от друга лишь в количественном отношении, все же, конечно, имело громадное значение то обстоятельство, находилось ли начальство и руководство в руках одного или нескольких. И в этом, несомненно, скрывалось очень большое различие. При наличии королевской власти была совершенно устранена возможность противоречия, возможность предлагать народному собранию различные планы и делать различные предложения. Суверенная власть народного собрания все больше и больше превращается в одни лишь восклицания. Но это одобрение восклицанием остается необходимым и для короля. Германец сохранил и при короле гордость и дух независимости свободного человека. «Они были королями, - говорит Тацит, - насколько вообще германцы позволяли собою править».

Связь между округом-общиной и государством была довольно свободной. Могло случиться, что округ, меняя место своего поселения и перемещаясь все дальше и дальше, мог постепенно отделиться от того государства, к которому он ранее принадлежал. Посещение общих народных собраний становилось все более и более затруднительным и редким. Интересы уже изменились. Округ находился лишь в своего рода союзных отношениях с государством и образовал со временем, когда род количественно возрастал, свое особое государство. Прежняя семья хунно превращалась в княжескую семью. Или же случалось так, что при распределении между различными князьями судебных округов князья организовывали свои округа в качестве отдельных единиц, которые они крепко держали в своих руках, постепенно образуя королевство, и затем отделялись от государства. На это нет прямых указаний в источниках, но это отражается в неопределенности сохранившейся терминологии. Херуски и хатты, которые я вляются племенами в смысле государства, владеют настолько широкими территориями, что мы скорее должны видеть в них союз государств. Относительно многих племенных названий можно сомневаться, не являются ли они простыми названиями округов. И опять слово «округ» (pagus) может применяться часто не к сотне, но к княжескому округу, который охватывал несколько сотен. Наиболее крепкие внутренние связи находим мы в сотне, в роде, который вел внутри себя полукоммунистический образ жизни и который не так легко распадался под влиянием внутренних или внешних причин.

Далее нам следует обратится к вопросу о плотности населения Германии. Эта задача очень сложна, так как не было определённых исследований и уж тем более статистических данных на счёт этого. Но тем не менее попытаемся разобраться в этом вопросе.

Мы должны отдать долг справедливости прекрасной наблюдательности знаменитых писателей древности, отвергая, однако, их вывод о значительной плотности населения и о наличии больших народных масс, о которых так любят рассказывать римляне.

Мы достаточно хорошо знаем географию древней Германии для того, чтобы довольно точно установить, что на пространстве между Рейном, Северным морем, Эльбой и линией, проведенной от Майна у Ханау до впадения Зааля в Эльбу, жили приблизительно 23 племени, а именно: два племени фризов, канинефаты, батавы, хамавы, амсивары, ангривары, тубанты, два племени хавков, усипеты, тенхтеры, два племени бруктеров, марсы, хасуарии, дульгибины, лангобарды, херуски, хатты, хаттуарии, иннерионы, интверги, калуконы. Вся эта область занимает около 2300 км2, так что в среднем на каждое племя приходилось приблизительно около 100 км2. Верховная власть у каждого из этих племен принадлежала общему народному собранию или собранию воинов. Так было и в Афинах, и в Риме, однако, промышленное население этих культурных государств лишь в очень незначительной своей части посещало народные собрания. Что же касается германцев, то мы действительно можем признать, что очень часто почти все воины бывали на собрании. Именно поэтому государства были сравнительно небольшими, так как при более чем однодневном расстоянии самых дальних деревень от центрального пункта подлинные всеобщие собрания стали бы уже невозможными. Этому требованию соответствует площадь, равная приблизительно 100 кв. милям. Равным образом вести более или менее в порядке собрание можно лишь при максимальном количестве в 6000-8000 человек. Если эта цифра была максимальной, то средней цифрой была цифра немного более 5000, что дает 25.000 человек на племя, или 250 на 1 кв. милю (4-5 на 1 км2). Следует отметить, что это является прежде всего максимальной цифрой, верхней границей. Но сильно понижать эту цифру нельзя из других соображений - из соображений военного характера. Военная деятельность древних германцев против мировой римской державы и ее испытанных в боях легионов была настолько значительной, что она заставляет предполагать определенное количество населения. А цифра в 5000 воинов на каждое племя кажется по сравнению с этой деятельностью настолько незначительной, что, пожалуй, никто не будет склонен эту цифру еще уменьшить.

Таким образом, - несмотря на полное отсутствие положительных сведений, которые мы могли бы использовать, - мы все же находимся в состоянии с достаточной уверенностью установить положительные цифры. Условия настолько просты, а хозяйственные, военные, географические и политические факторы настолько тесно между собой переплетены, что мы теперь, пользуясь твердо установленными методами научного исследования, можем восполнить пробелы в дошедших до нас сведениях и лучше определить численность германцев, чем римляне, которые их имели перед своими глазами и ежедневно с ними общались.

Далее мы обратимся к вопросу о верховной власти у германцев. То, что германские должностные лица распадались на две различные группы, вытекает как из природы вещей, политической организации и расчленения племени, так и непосредственно из прямых указаний источников.

Цезарь рассказывает, что к нему пришли «князья и старейшие» усипетов и тенхтеров. Говоря об убиях, он упоминает не только об их князьях, но и об их сенате и рассказывает о том, что сенат нервиев, которые хотя и не были германцами, однако, по своему общественному и государственному строю были к ним очень близки, состоял из 600 членов. Хотя мы здесь и имеем несколько преувеличенную цифру, все же ясно, что римляне могли применить название «сенат» лишь к довольно большому совещательному собранию. Это не могло быть собранием одних лишь князей, это было более широким собранием. Следовательно, у германцев был помимо князей еще другой вид органов общественной власти.

Говоря о землепользовании германцев, Цезарь не только упоминает о князьях, но указывает также на то, что «должностные лица и князья» распределяли пашни. Прибавку «должностью лица» нельзя считать простым плеоназмом: такому пониманию противоречил бы сжатый стиль Цезаря. Было бы очень странно, если бы Цезарь ради одного лишь многословия прибавлял дополнительные слова именно к совсем простому по своему смыслу понятию «князья».

Эти две категории должностных лиц выступают у Тацита не так ясно, как у Цезаря. Как раз в отношении понятия «сотни» Тацит допустил роковую ошибку, которая доставила ученым впоследствии много хлопот. Но и из Тацита мы все же можем извлечь с уверенностью тот же факт. Если бы у германцев была лишь одна категория должностных лиц, то эта категория должна была бы во всяком случае быть весьма многочисленной. Но мы постоянно читаем о том, что в каждом племени отдельные семьи настолько возвышались над массой населения, что другие не могли с ними сравниться, и что эти отдельные семьи определенно называются «королевским родом». Современные ученые единогласно установили, что у древних германцев не было мелкого дворянства. Дворянство (nobilitas), о котором постоянно идет речь, было княжеским дворянством. Эти семьи возводили свой род к богам, а «царей из дворянства брали». Херуски выпрашивают себе у императора Клавдия племянника Арминия как единственного члена царского рода, оставшегося в живых. В северных государствах не было никакого другого дворянства, помимо царских родов.

Такая резкая дифференциация между дворянскими родами и народом была бы невозможной, если бы на каждую сотню приходился дворянский род. Для объяснения этого факта, однако, недостаточно признать, что среди этих многочисленных семей вождей некоторые достигли особого почета. Если бы все дело сводилось лишь к такому различию в ранге, то на место вымерших семей, несомненно, выдвинулись бы другие семьи. И тогда название «королевский род» присваивалось бы не только немногим родам, а, наоборот, число их было бы уже не столь малым. Конечно, различие не было абсолютным, и здесь не было непроходимой пропасти. Старая хунно-семья могла порой проникнуть в среду князей. Но все же это различие было не только ранговое, но и чисто специфическое: княжеские семьи образовывали дворянство, в котором значение должности сильно отступало на задний план, а хунни принадлежали к свободным членам общины, причем их звание в значительной степени зависело от должности, которая все же могла приобретать в некоторой степени наследственный характер. Итак, то, что Тацит рассказывает о германских княжеских семьях, указывает, что их число было весьма ограничено, а ограниченность этого числа в свою очередь указывает на то, что ниже князей находился еще разряд низших должностных лиц.

И с военной точки зрения было небходимо, чтобы крупная воинская часть распадалась на более мелкие подразделения, с числом людей не свыше 200-300 человек, которые должны были находиться под начальством особых командиров. Германский контингент, состоявший из 5000 воинов, должен был иметь по крайней мере 20, а, может быть, даже и 50 низших командиров. Совершенно невозможно, чтобы число князей (principes) было столь велико.

К тому же заключению приводит изучение хозяйственной жизни. В каждой деревне обязательно должен был быть свой собственный староста. Это вызывалось потребностями аграрного коммунизма и теми многообразными мероприятиями, которые были необходимы для выгона и охраны стад. Общественная жизнь деревни каждое мгновение требовала наличия распорядителя и не могла ждать прибытия и приказов князя, жившего на расстоянии нескольких миль. Хотя мы должны признать, что деревни были довольно обширными, все же деревенские старосты были очень незначительными должностными лицами. Семьи, происхождение которых считалось королевским, должны были обладать более значительным авторитетом, причем число этих семей гораздо меньше. Таким образом, князья и деревенские старосты являются существенно различными должностными лицами.

В продолжении нашей работы хотелось бы упомянуть ещё о таком явлении в жизни германии, как смена поселений и пашен. Цезарь указывает на то, что германцы ежегодно меняли как пашни, так и места поселений. Однако, этот факт, переданный в такой общей форме, я считаю спорным, так как ежегодная смена места поселения не находит себе никаких оснований. Если даже можно было легко переносить избу с домашним скарбом, с припасами и скотом, все же восстановление всего хозяйства на новом месте было связано с определенными трудностями. А особенно трудно было выкапывать погреба при помощи тех немногих и несовершенных лопат, которыми могли располагать в те времена германцы. Поэтому я не сомневаюсь в том, что «ежегодная» смена мест поселений, о которой рассказывали Цезарю галлы и германцы, является либо сильным преувеличением, либо недоразумением.

Что касается Тацита, то он нигде прямо не говорит о перемене мест поселения, а лишь указывает на смену пашен. Это различие пытались объяснять более высокой степенью хозяйственного развития. Но я с этим в корне не согласен. Правда, весьма возможным и вероятным является то, что уже во времена Тацита и даже Цезаря германцы жили прочно и оседло во многих деревнях, а именно там, где имелись плодородные и сплошные земельные угодья. В таких местах достаточно было каждый год менять пахотные земли и земли, лежащие под паром, расположенные вокруг деревни. Но жители тех деревень, которые находились в областях, покрытых по большей части лесами и болотами, где почва была менее плодородной, уже этим не могли довольствоваться. Они были принуждены полностью и подряд использовать все отдельные пригодные для обработки поля, все соответствующие части обширной территории, а потому должны были для этой цели время от времени менять место поселения. Как уже правильно заметил Тудихум (Thudichum), слова Тацита абсолютно не исключают факта подобных перемен мест поселения, и если они на это прямо и не указывают, то все же я почти убежден в том, что именно об этом думал Тацит в данном случае. Его слова гласят: «Целые деревни занимают попеременно такое количество полей, которое соответствовало бы числу работников, а затем эти поля распределяются между жителями в зависимости от их общественного положения и достатка. Обширные размеры полей облегчают раздел. Пашни ежегодно меняются, причем остается излишек полей». Особенный интерес в этих словах представляет указание на двойную смену. Сперва говорится о том, что поля (agri) занимаются или захватываются попеременно, а потом, что пашни (arvi) ежегодно меняются. Если бы речь шла лишь о том, что деревня попеременно определяла под пашню более или менее значительную часть территории и что внутри этой пахотной земли опять ежегодно менялись пашня и пар, то это описание было бы слишком подробным и не соответствовало бы обычной сжатости стиля Тацита. Данный факт был бы, так сказать, слишком скуден для столь большого количества слов. Совсем иначе обстояло бы дело в том случае, если бы римский писатель вложил в эти слова одновременно и мысль о том, что община, которая попеременно занимала целые территории и вслед за тем делила эти земли между своими членами, вместе с переменой полей меняла и места поселений. Тацит нам об этом прямо и точно не говорит. Но как раз это обстоятельство легко объясняется чрезвычайной сжатостью его стиля, причем, конечно, ни в коем случае нельзя считать, что это явление наблюдается во всех деревнях. Жители деревень, обладавших небольшими, но плодородными землями, не нуждались в переменах мест своих поселений.

Поэтому я не сомневаюсь в том, что Тацит, делая некоторое различие между тем, что «деревни занимают поля», и тем, что «пашни ежегодно меняются», вовсе не имеет в виду изобразить новую ступень в развитии германской хозяйственной жизни, а скорее делает молчаливую поправку к описанию Цезаря. Если мы примем во внимание, что германская деревня с населением в 750 человек обладала территориальным округом, равным 3 кв. милям, то это указание Тацита получает для нас тотчас же совершенно ясный смысл. При существовавшем тогда первобытном способе обработки земли было совершенно необходимо ежегодно обрабатывать плугом (или мотыгой) новую пашню. А если исчерпывался запас пахотных земель в окрестностях деревни, то было проще перенести всю деревню в другую часть округа, чем обрабатывать и охранять поля, лежащие вдали от старой деревни. После ряда лет, а, может быть, и после многочисленных кочёвок, жители снова возвращались на свое старое место и снова имели возможность пользоваться своими прежними погребами.

А что же можно сказать относительно величины деревень. Григорий Турский, согласно Сульпицию Александру, рассказывает в 9-й главе II книги о том, что римское войско в 388 г., во время своего похода в страну франков, обнаружило у них «огромные селения».

Тождество деревни и рода не подлежит никакому сомнению, причем положительным образом доказано, что роды были довольно крупными.

В соответствии с этим Кикебуш, пользуясь данными доистории, установил количество населения германского поселения в первые два века н.э. по крайней мере в 800 человек. Дарцауское кладбище, содержавшее около 4000 погребальных урн, существовало в течение 200 лет. Это дает в среднем приблизительно 20 смертных случаев в год и указывает на количество населения по меньшей мере в 800 человек.

Рассказы о смене пашен и мест поселений, дошедшие до нас, может быть, с некоторыми преувеличениями, все же содержат в себе зерно истины. Эта смена всей пахотной земли и даже перемена мест поселения приобретают смысл лишь в больших деревнях, обладавших большим территориальным округом. Маленькие деревни с небольшими земельными угодьями имеют возможность менять лишь пашню на пар. Большие деревни не имеют для этой цели в своих окрестностях достаточного количества пахотной земли и потому принуждены искать землю в отдаленных частях своего округа, а это в свою очередь влечет за собой перенос всей деревни в другие места.

Каждая деревня должна была обязательно иметь старосту. Общее владение пахотной землей, общие выгон и охрана стад, частая угроза неприятельских нашествий и опасность со стороны диких зверей - все это непременно требовало наличия носителя местной власти. Нельзя ждать прибытия вождя из другого места, когда требуется немедленно организовать защиту от стаи волков или охоту на волков, когда бывает нужно отразить неприятельское нападение и укрыть от врага семьи и скот или же оградить плотиной разлившуюся речку, или потушить пожар, разобрать споры и мелкие тяжбы, объявить о начале пахоты и жатвы, что при общинном землевладении происходило одновременно. Если все это происходит так, как следует, и если, следовательно, деревня имела своего старосту, то этот староста, - так как деревня была в то же время и родом, - являлся родовладыкой, старейшиной рода. А этот в свою очередь, как мы уже видели выше, совпадал с хунно. Следовательно, деревня являлась сотней, т.е. насчитывала 100 или больше воинов, а потому была не такой уже маленькой.

Деревни меньшего размера обладали тем преимуществом, что в них легче было добыть пропитание. Однако, большие деревни, хотя и вызывали необходимость более частой перемены места поселения, были все же наиболее удобны для германцев при тех постоянных опасностях, среди которых они жили. Они давали возможность противопоставить угрозе со стороны диких зверей или еще более диких людей сильный отряд воинов, всегда готовых встретить опасность лицом к лицу. Если мы у других варварских народов, - например, позднее у славян, - находим небольшие деревни, то это обстоятельство не может ослабить значения приведенных нами выше свидетельств и аргументов. Славяне не принадлежат к германцам, и некоторые аналогии еще не указывают на полное тождество остальных условий; к тому же свидетельства, касающиеся славян, относятся к настолько более позднему времени, что могут обрисовывать уже иную стадию развития. Впрочем и германская большая деревня позднее, - в связи с ростом населения и большей интенсивностью обработки почвы, когда германцы уже перестали менять места своих поселений, - распалась на группы маленьких деревень.

В своём повествовании о германцах Корнелий Тацит дал небольшое описание германской земли и климатических условий Германии: «Хотя страна кое-где и различается с виду, все же в целом она ужасает и отвращает своими лесами и топями; наиболее влажная она с той стороны, где смотрит на Галлию, и наиболее открыта для ветров там, где обращена к Норику и Паннонии; в общем, достаточно плодородная, она непригодна для плодовых деревьев».Из этих слов можно сделать вывод о том, что большая часть территории Германии в начале нашей эры была покрыта густыми лесами и изобиловала болотами, однако, в то же время достаточное место занимали земли для ведения сельского хозяйства. Важным является также и замечание о непригодности земли для плодовых деревьев. Далее Тацит прямо говорил, что германцы «не сажают плодовых деревьев». Это отражено, например, в делении германцами года на три части, что также освещено в «Германии» Тацита: «И по этой причине они делят год менее дробно, чем мы: ими различаются зима, и весна, и лето, и они имеют свои наименования, а вот название осени и её плоды им неведомы». Наименование осени у германцев действительно появилось позднее, с развитием садоводства и виноградарства, так как под осенними плодами Тацит подразумевал плоды фруктовых деревьев и виноград.

Хрестоматийно известно высказывание Тацита о германцах: «Они ежегодно сменяют пашню, у них всегда остается излишек полей». Большинство учёных сходятся во мнении, что это свидетельствует об обычае передела земельных участков внутри общины. Однако в этих словах некоторые учёные усматривали свидетельство существования у германцев переложной системы землепользования, при которой пашню приходилось систематически забрасывать для того, чтобы почва, истощённая экстенсивной обработкой, могла восстановить свое плодородие. Возможно, слова «et superest ager» означали и другое: автор имел в виду обширность незанятых под поселение и необработанных пространств в Германии. Доказательством этому может служить легко заметное отношение Корнелия Тацита к германцам как к людям, относившимся к земледелию с долей равнодушия: «И они не прилагают усилий, чтобы умножить трудом плодородие почвы и возместить, таким образом, недостаток в земле, не огораживают лугов, не поливают огороды». А подчас Тацит прямо обвинял германцев в презрении к труду: «И гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, - леность и малодушие». К тому же судя по всему, взрослые и способные носить оружие мужчины вообще не работали на земле: «самые храбрые и воинственные из них, не неся никаких обязанностей, препоручают заботы о жилище, домашнем хозяйстве и пашне женщинам, старикам и наиболее слабосильным из домочадцев, тогда как сами погрязают в бездействии». Однако, повествуя о жизненном укладе эстиев, Тацит отметил, что «Хлеба и другие плоды земные выращивают они усерднее, чем принято у германцев с присущей им нерадивостью».

В германском обществе того времени развивалось рабство, хотя оно ещё не играло большой роли в хозяйстве, и большинство работ лежало на плечах членов семьи господина: «Рабов они используют, впрочем, не так, как мы: они не держат их при себе и не распределяют между ними обязанностей: каждый из них самостоятельно распоряжается на своем участке и у себя в семье. Господин облагает его, как если б он был колоном, установленной мерой зерна, или овец и свиней, или одежды, и только в этом состоят отправляемые рабом повинности. Остальные работы в хозяйстве господина выполняются его женой и детьми».

По поводу выращиваемых германцами культур Тацит однозначен: «От земли они ждут только урожая хлебов». Однако сейчас есть свидетельства, о том, что помимо ячменя, пшеницы, овса и ржи, германцы сеяли также чечевицу, горох, бобы, лук-порей, лён, коноплю и красильную вайду, или синильник.

Огромное место в системе хозяйства германцев занимало скотоводство. По свидетельству Тацита о Германии, «мелкого скота в ней великое множество» и «германцы радуются обилию своих стад, и они - единственное и самое любимое их достояние». Однако он отметил то, что «по большей части он малорослый, да и быки лишены обычно венчающего их головы горделивого украшения».

Свидетельством того, что скот действительно играл немаловажную роль в хозяйстве германцев того времени может служить тот факт, что при незначительном нарушении каких-либо норм обычного права штраф выплачивался именно скотом: «при более легких проступках наказание соразмерно их важности: с изобличенных взыскивается определенное количество лошадей и овец». Также скот играл важную роль при свадебном обряде: жених должен был преподнести невесте в подарок быков и лошадь.

Лошадей германцы использовали не только в хозяйстве, но и в военных целях - Тацит с восхищением рассказывал о мощи конницы тенктеров: «Наделенные всеми подобающими доблестным воинам качествами, тенктеры к тому же искусные и лихие наездники, и конница тенктеров не уступает в славе пехоте хаттов». Однако описывая фенов, Тацит с брезгливостью отмечает общий низкий уровень их развития, в частности указывая и на отсутствие у них лошадей.

Что же касаемо наличия у германцев присваивающих отраслей хозяйства, то Тацит в своём труде упоминал и о том, что «когда они не ведут войн, то много охотятся». Однако подробностей относительно этого далее не следует. О рыболовстве же Тацит не упоминает вовсе, хотя часто акцентировал внимание на том, что многие германцы жили по берегам рек.

Особо Тацит выделял племя эстиев, повествуя о том, что «они обшаривают и море и на берегу, и на отмелях единственные из всех собирают янтарь, который сами они называют глезом. Но вопросом о природе его и как он возникает, они, будучи варварами, не задавались и ничего об этом не знают; ведь он долгое время лежал вместе со всем, что выбрасывает море, пока ему не дала имени страсть к роскоши. У них самих он никак не используется; собирают они его в естественном виде, доставляют нашим купцам таким же необработанным и, к своему изумлению, получают за него цену». Однако в данном случае Тацит ошибался: ещё в эпоху каменного века, задолго до установления сношений с римлянами, эстии собирали янтарь и выделывали из него всевозможные украшения.

Таким образом, хозяйственная деятельность германцев представляла собой соединение земледелия, возможно переложного, с осёдлым скотоводством. Однако земледельческая деятельность не играла такой большой роли и не была такой престижной, как скотоводческая. Земледелие в основном было уделом женщин, детей и стариков, тогда как сильные мужчины занимались скотом, которому отводилась значительная роль не только в системе хозяйства, но и в регуляции межличностных отношений в германском обществе. Особо хочется отметить то, что германцами в их хозяйстве широко применялись лошади. Небольшую роль в хозяйственной деятельности играли рабы, положение которых трудно охарактеризовать как тяжёлое. Иногда на хозяйство непосредственно влияли природные условия, как, например, у германского племени эстиев.

2. Экономический строй древних германцев

В этой главе займёмся исследованием хозяйственной деятельности древнегерманских племён. Хозяйство, и вообще экономика, тесно связаны с общественной жизнью племён. Как нам известно из учебного курса, экономика - хозяйственная деятельность общества, а также совокупность отношений, складывающихся в системе производства, распределения, обмена и потребления.

Характеристика экономического строя древних германцев в представлении

историков разных школ и направлений была предельно противоречива: от первобытного кочевого быта до развитого хлебопашества. Цезарь, застав свевов во время их переселения, достаточно определенно говорит: свевов привлекали плодородные пахотные земли Галлии; приводимые им слова вождя свевов Ариовиста о том, что его народ на протяжении четырнадцати лет не имел крова над головой (De bell. Gall., I, 36), свидетельствует скорее о нарушении привычного образа жизни германцев, который в нормальных условиях, видимо, был оседлым. И действительно, расселившись в Галлии, свевы отняли у ее жителей треть земель, затем заявили притязания на вторую треть. Слова Цезаря о том, что германцы «не усердствуют в обработке земли», невозможно понимать так, что земледелие им вообще чуждо, - попросту культура земледелия в Германии уступала культуре земледелия в Италии, Галлии и других частях Римского государства.

Хрестоматийно известное высказывание Цезаря о свевах: «Земля у них не разделена и не находится в частной собственности, и им нельзя более года оставаться

на одном и том же месте для возделывания земли», - ряд исследователей склонны были толковать таким образом, что римский полководец столкнулся с этим племенем в период завоевания им чужой территории и что военно - переселенческое движение огромных масс населения создало исключительную ситуацию, которая с необходимостью привела к существенному «искажению» их традиционного земледельческого уклада жизни. Не менее широко известны слова Тацита: «Они каждый год меняют пашню и еще остается поле». В этих словах усматривается свидетельство существования у германцев переложной системы землепользования, при которой пашню приходилось систематически забрасывать для того, чтобы почва, истощенная экстенсивной обработкой, могла восстановить свое плодородие. Аргументом против теории кочевого быта германцев служили и описания античными авторами природы Германии. Если страна представляла собой либо нескончаемый девственный лес, либо была заболочена (Germ., 5), то для кочевого скотоводства попросту не оставалось места. Правда, более пристальное чтение повествований Тацита о войнах римских полководцев в Германии показывает, что леса использовались ее жителями не для поселения, но в качестве убежищ, где они прятали свой скарб и свои семьи при приближении противника, а также для засад, откуда они внезапно нападали на римские легионы, не приученные к войне в подобных условиях. Селились же германцы на полянах, на опушке леса, близ ручьев и рек (Germ., 16), а не в лесной чаще.

Деформация эта выразилась, в том, что война породила у свевов «государственный социализм» - отказ их от частной собственности на землю. Следовательно, территория Германии в начале нашей эры не была сплошь покрыта первобытным лесом, и сам Тацит, рисующий весьма стилизованную картину ее природы, тут же признает, что страна «плодородна для посевов», хотя «и не годится для разведения фруктовых деревьев» (Germ., 5).

Археология поселений, инвентаризация и картография находок вещей и погребений, данные палеоботаники, изучение почв показали, что поселения на территории древней Германии распределялись крайне неравномерно, обособленными анклавами, разделенными более или менее обширными «пустотами». Эти незаселенные пространства в ту эпоху были сплошь лесными. Ландшафт Центральной Европы в первые века нашей эры был не лесостепным, а

преимущественно лесным. Поля близ разобщенных между собой поселений были небольшими - места человеческого обитания окружал лес, хотя частично он уже был разрежен или вовсе сведен производственной деятельностью. Вообще необходимо подчеркнуть, что старое представление о враждебности древнего леса человеку, хозяйственная жизнь которого якобы могла развертываться исключительно вне лесов, не получило поддержки в современной науке. Напротив, эта хозяйственная жизнь находила в лесах свои существенные предпосылки и условия. Мнение об отрицательной роли леса в жизни германцев диктовалось доверием историков к утверждению Тацита о том, что у них якобы мало железа. Отсюда следовало, что они бессильны перед природой и не могут оказывать активного воздействия ни на окружавшие их леса, ни на почву. Однако Тацит в данном случае заблуждался. Археологические находки свидетельствуют о распространенности у германцев железодобываюшего промысла, который давал им орудия, необходимые для расчистки лесов и вспашки почв, также как и оружие.

С расчистками лесов под пашню нередко оставлялись старые поселения по причинам, которые трудно установить. Возможно, перемещение населения на новые места вызывалось климатическими изменениями (около началановой эры в Центральной и Северной Европе произошло некоторое похолодание), но не исключено и другое объяснение: поиски лучших почв. Необходимо вместе с тем не упускать из виду и социальные причины оставления жителями своих поселков - войны, вторжения, внутренние неурядицы. Так, конец поселения в местности Ходде (Западная Ютландия) ознаменовался пожаром. Почти все деревни, открытые археологами на островах Эланд и Готланд, погибли от пожара в эпоху Великих переселений. Пожары эти - возможно, результат неизвестных нам политических событий. Изучение обнаруженных на территории Ютландии следов полей, которые возделывались в древности, показало, что поля эти располагались преимущественно на местах, расчищенных из-под леса. Во многих районах расселения германских народов применялся легкий плуг или coxa - орудие, не переворачивавшее пласта почвы (видимо, такое пашенное орудие запечатлено и на наскальных изображениях Скандинавии эпохи бронзы: его везет упряжка волов. В северных частях континента в последние века до начала н.э. появляется тяжелый плуг с отвалом и лемехом, подобный плуг был существенным условием для подъема глинистых почв, и внедрение его в сельское хозяйство расценивается в научной литературе как революционное новшество, свидетельствующее о важном шаге на пути интенсификации землепашества. Климатические изменения (понижение среднегодовой температуры) привели к необходимости постройки более постоянных жилищ. В домах этого периода (они лучше изучены в северных районах расселения германских народов, во Фрисландии, Нижней Германии, в Норвегии, на острове Готланд и в меньшей степени в Средней Европе наряду с помещениями для жилья располагались стойла для зимнего содержания домашних животных. Эти так называемые длинные дома (от 10 до 30 м в длину при 4-7 м в ширину) принадлежали прочно оседлому населению. В то время как в доримский железный век население занимало под обработку легкие почвы, начиная с последних столетий до н.э. оно стало переходить на более тяжелые почвы. Такой переход стал возможным вследствие распространения железных орудий и связанного с ним прогресса в обработке земли, расчистке лесов и в строительном деле. Типичной «исходной» формой германских поселений, по единодушному утверждению современных специалистов, были хутора, состоявшие из нескольких домов, или отдельные усадьбы. Они представляли собой небольшие «ядра», которые постепенно разрастались. Примером может служить поселок Эзинге близ Гронингена. На месте первоначального двора здесь выросла небольшая деревушка.

На территории Ютландии обнаружены следы полей, которые датируются периодом начиная с середины I тысячелетия до н.э. и вплоть до IV в. н.э. Такие поля находились под обработкой на протяжении нескольких поколений. Земли эти были в конце концов заброшены вследствие выщелачивания почвы, что приводило к

болезням и падежу скота.

Распределение находок поселений на территории, занимаемой германскими народами, - крайне неравномерное. Как правило, эти находки обнаружены в северной части германского ареала, что объясняется благоприятными условиями сохранности материальных остатков в приморских районах Нижней Германии и Нидерландов, а также в Ютландии и на островах Балтийского моря - в южных областях Германии подобные условия отсутствовали. Она возникла на невысокой искусственной насыпи, возведенной жителями для того, чтобы избежать угрозы наводнения, - такие «жилые холмы» насыпались и из поколения в поколение восстанавливались в приморской зоне Фрисландии и Нижней Германии, которая привлекала население лугами, благоприятствовавшими разведению скота. Под многочисленными слоями земли и навоза, которые спрессовывались на протяжении веков, хорошо сохранились остатки деревянных жилищ и различные предметы. «Длинные дома» в Эзинге имели как помещения с очагом, предназначенные для жилья, так и стойла для скота. На следующей стадии поселение увеличилось примерно до четырнадцати крупных дворов, выстроенных радиально вокруг свободной площадки. Этот поселок существовал начиная с IV-III вв. до н.э. и вплоть до конца Империи. Планировка поселка дает основания полагать, что его жители образовывали некую общность, в задачи которой, судя по всему, входили работы по возведению и укреплению «жилого холма». Во многом аналогичную картину дали раскопки деревни Феддерзен Вирде, находившейся на территории между устьями Везера и Эльбы, севернее нынешнего Бремерхафена (Нижняя Саксония). Это поселение просуществовало с I в. до н.э. до V в. н.э. И здесь открыты такие же «длинные дома», которые характерны для германских поселков железного века. Как и в Эзинге, в Феддерзен Вирде дома располагались радиально. Поселок разросся из небольшого хутора приблизительно до 25 усадеб разных размеров и, видимо, неодинакового материального благосостояния Предполагают, что в период наибольшего расширения деревню населяло от 200 до 250 жителей. Наряду с земледелием и скотоводством заметную роль среди занятий части населения деревни играло ремесло. Другие поселения, изученные археологами, не возводились по какому-либо плану - случаи радиальной планировки, подобные Эзинге и Феддерзен Вирде, объясняются, возможно, специфическими природными условиями и представляли собой так называемые кучевые деревни. Однако крупных деревень обнаружено немного. Распространенными формами поселений были, как уже сказано, небольшой хутор или отдельный двор. В отличие от деревень обособленные хутора имели иную «продолжительность жизни» и преемственность во времени: через одно-два столетия после своего основания такое одиночное поселение могло исчезнуть, но некоторое время спустя на том же месте возникал новый хутор.

Заслуживают внимания слова Тацита о том, что германцы устраивают деревни «не по-нашему» (т.е. не так, как было принято у римлян) и «не выносят, чтобы их жилища соприкасались друг с другом; селятся они в отдалении друг от друга и вразброд, где приглянулся ручей, или поляна, или лес». Римлянам, которые были привычны к проживанию в тесноте и видели в ней некую норму, должна была броситься в глаза тенденция варваров жить в индивидуальных, разбросанных усадьбах, тенденция, подтверждаемая археологическими изысканиями. Эти данные согласуются с указаниями исторической лингвистики. В германских диалектах слово «dorf» («dorp, baurp, thorp») означало как групповое поселение, так и отдельную усадьбу; существенна была не эта оппозиция, а оппозиция «огороженный» - «неогороженный». Специалисты полагают, что понятие «групповое поселение» развилось из понятия «усадьба». Впрочем, построенное радиально аграрное поселение Экеторп на острове Эланд, очевидно, было окружено стеною по соображениям обороны. Существование «круговых» поселков на территории Норвегии некоторые исследователи объясняют потребностями культа.

Археология подтверждает предположение, что характерным направлением развития поселений было разрастание первоначальной отдельной усадьбы или хутора в деревню. Вместе с поселениями приобрели константность и хозяйственные формы. Об этом свидетельствует изучение следов полей раннего железного века, обнаруженных в Ютландии, Голландии, внутренней Германии, на Британских островах, на островах Готланд и Эланд, в Швеции и Норвегии. Их принято называть «древними полями» - oldtidsagre, fornakrar (или digevoldingsagre - «поля, огороженные валами») или «полями кельтского типа. Они связаны с поселениями, жители которых возделывали их из поколения в поколение. Особенно детально изучены остатки полей доримского и римского железного века на территории Ютландии. Эти поля представляли собой участки в виде неправильных прямоугольников. Поля были либо широкие, небольшой длины, либо длинные и узкие; судя по сохранившимся следам обработки почвы, первые вспахивались вдоль и поперек, как предполагается, примитивным плугом, который еще не переворачивал пласта земли, но резал и крошил ее, тогда как вторые вспахивались в одном направлении, и здесь применялся плуг с отвалом. Возможно, что обе разновидности плуга применялись в одно и то же время. Каждый участок поля был отделен от соседних не вспаханной межой - на эти межи складывались собранные с поля камни, и естественное движение почвы по склонам и наносы пыли, из года в год оседавшей на сорной траве на межах, создали низкие, широкие границы, отделявшие один участок от другого. Межи были достаточно велики для того, чтобы земледелец мог проехать вместе с плугом и упряжкой тяглых животных к своему участку, не повредив соседских наделов. Не вызывает сомнений, что наделы эти находились в длительном пользовании. Площадь изученных «древних полей» колеблется от 2 до 100 га, но встречаются поля, достигающие площади до 500 га; площадь отдельных участков в полях - от 200 до 7000 кв. м. Неравенство их размеров и отсутствие единого стандарта участка свидетельствуют, по мнению известного датского археолога Г. Хатта, которому принадлежит главная заслуга в исследовании «древних полей», об отсутствии переделов земель. В ряде случаев можно установить, что внутри огороженного пространства возникали новые межи, так что участок оказывался разделенным на две или несколько (до семи) более или менее равных долей.

Индивидуальные огороженные поля примыкали к усадьбам в «кучевой деревне» на Готланде (раскопки в Валльхагар); на острове Эланд (близ побережья

Южной Швеции) поля, принадлежавшие отдельным хозяйствам, были отгорожены от участков соседних усадеб каменными насыпями и пограничными дорожками. Эти поселки с полями датируются эпохой Великих переселений. Подобные же поля изучены и в горной Норвегии. Расположение участков и обособленный характер их обработки дают исследователям основание полагать, что в изученных до сих пор аграрных поселениях железного века не существовало чересполосицы или каких-либо иных общинных распорядков, которые нашли бы свое выражение в системе полей. Открытие следов таких «древних полей» не оставляет никаких сомнений в том, что земледелие у народов Средней и Северной Европы еще в доримский период.

Однако в тех случаях, когда ощущалась нехватка пахотной земли (как на северо-фризском острове Зильт), мелким хозяйствам, выделившимся из «больших семей», приходилось вновь объединяться. Следовательно, проживание было оседлым и более интенсивным, чем предполагалось ранее. Таким оно оставалось и в первой половине I тысячелетия н.э.

Из культур разводили ячмень, овес, пшеницу, рожь. Именно в свете этих открытий, сделавшихся возможными вследствие усовершенствования археологической техники, стала окончательно ясной беспочвенность высказываний античных авторов относительно особенностей сельского хозяйства северных варваров. Отныне исследователь аграрного строя древних германцев стоит на твердой почве установленных и многократно засвидетельствованных фактов, и не зависит от неясных и разрозненных высказываний повествовательных памятников, тенденциозность и предвзятость коих невозможно устранить. К тому же, если сообщения Цезаря и Тацита вообще могли касаться только прирейнских районов Германии, куда проникали римляне, то, как уже упоминалось, следы «древних полей» обнаружены на всей территории расселения германских племен - от Скандинавии до континентальной Германии; их датировка - доримский и римский железный век.

Подобные поля возделывались и в кельтской Британии. Хатт делает на основе собранных им данных еще и другие, более далеко идущие выводы. Он исходит из факта длительной обработки одних и тех же земельных площадей и отсутствия указаний на общинные распорядки и переделы участков пашни в поселках, которые им были изучены. Поскольку землепользование явно имело индивидуальный характер, а новые межи внутри участков свидетельствуют, на его взгляд, о разделах владения между наследниками, то здесь существовала частная собственность на землю. Между тем на той же территории в последующую эпоху - в средневековых датских сельских общинах - применялся принудительный севооборот, производились коллективные сельскохозяйственные работы и жители прибегали к перемерам и переделам участков. Эти общинные аграрные распорядки невозможно, в свете новых открытий, считать «первоначальными» и возводить к глубокой древности, - они суть продукт собственно средневекового развития. С последним заключением можно согласиться. В Дании развитие шло якобы от индивидуального к коллективному, а не наоборот. Тезис о частной собственности на землю у германских народов на рубеже н.э. утвердился в новейшей западной историографии. Поэтому необходимо остановиться на этом вопросе. Историки, которые изучали проблему аграрного строя германцев в период, предшествовавший этим открытиям, даже придавая хлебопашеству большое значение, все же склонялись к мысли об экстенсивном его характере и предполагали переложную (или залежную) систему, связанную с частой сменой пашенных участков. Еще в 1931 г., на начальном этапе изысканий, для одной лишь Ютландии были зафиксированы «древних полей». Однако следов «древних полей» нигде не найдено для времени после Великих переселений народов. Выводы других исследователей относительно древних аграрных поселений, систем полей и способов земледелия чрезвычайно важны. Однако вопрос о том, свидетельствует ли длительность обработки земли и наличие межей между участками о существовании индивидуальной собственности на землю, неправомерно решать с помощью лишь тех средств, какими располагает археолог. Социальные отношения, в особенности отношения собственности, проецируются на археологический материал весьма односторонне и неполно, и планы древних германских полей еще не раскрывают тайны общественного строя их владельцев. Отсутствие переделов и системы уравнительных участков само по себе едва ли дает нам ответ на вопрос: каковы были реальные права на поля у их возделывателей? Ведь вполне можно допустить - и подобное предположение высказывалось. Что такая система землепользования, какая рисуется при изучении «древних полей» германцев, была связана с собственностью больших семей. «Длинные дома» раннего железного века рассматриваются рядом археологов именно как жилища больших семей, домовых общин. Но собственность на землю членов большой семьи по своему характеру чрезвычайно далека от индивидуальной. Изучение скандинавского материала, относящегося к раннему средневековью, показало, что даже разделы хозяйства между малыми семьями, объединявшимися в домовую общину, не приводили к обособлению участков в их частную собственность. Для решения вопроса о реальных правах на землю у их возделывателей необходимо привлекать совсем иные источники, нежели данные археологии. К сожалению, применительно к раннему железному веку таких источников нет, и ретроспективные заключения, сделанные на основании более поздних юридических записей, были бы слишком рискованны. Встает, тем не менее, более общий вопрос: каково было отношение к обрабатываемой земле у человека изучаемой нами эпохи? Ибо нет сомнения в том, что в конечном счете право собственности отражало как практическое отношение возделывателя земли к предмету приложения его труда, так и некие всеобъемлющие установки, «модель мира», существовавшую в его сознании. Археологическим материалом засвидетельствовано, что жители Центральной и Северной Европы отнюдь не были склонны часто менять места жительства и земли под обработкой (впечатление о легкости, с которой они забрасывали пашни, создается лишь при чтении Цезаря и Тацита), - на протяжении многих поколений они населяли все те же хутора и деревни, возделывая свои огороженные валами поля. Покидать привычные места им приходилось только вследствие природных или социальных бедствий: из-за истощения пашни или пастбищ, невозможности прокормить возросшее население либо под давлением воинственных соседей. Нормой была тесная, прочная связь с землей - источником средств к существованию. Германец, как и любой другой человек архаического общества, был непосредственно включен в природные ритмы, составлял с природой единое целое и видел в земле, на которой он жил и трудился, свое органическое продолжение, точно также, как был он органически связан и со своим семейно-родовым коллективом. Нужно полагать, что отношение к действительности члена варварского общества было сравнительно слабо расчленено, и говорить здесь о праве собственности было бы преждевременно. Право было лишь одним из аспектов единого недифференцированного мировоззрения и поведения - аспектом, который выделяет современная аналитическая мысль, но который в реальной жизни древних людей был тесно и непосредственно связан с их космологией, верованиями, мифом. То, что жители древнего поселка близ Грантофт Феде (западная Ютландия) с течением времени сменили место его расположения, - скорее исключение, чем правило; к тому же продолжительность обитания в домах этого населенного пункта - примерно столетие. Лингвистика способна помочь нам в какой-то мере восстановить представление германских народов о мире и о месте в нем человека. В германских языках мир, населенный людьми, обозначался как «срединный двор»: midjungarðs (готск.), middangeard (др.-англ.), miðgarðr (др.-исл.), mittingart, mittilgart (др. - верхненем.).Gаrðr, gart, geard - «место, обнесенное оградой». Мир людей осознавался как благоустроенное, т.е. огороженное, защищенное «место посредине», и то, что этот термин встречается во всех германских языках, свидетельствует о древности такого представления. Другим соотнесенным с ним компонентом космологии и мифологии германцев был utgarðr - «то, что находитс за пределами ограды», и это внешнее пространство осознавалось в качестве местопребывания злых и враждебных людям сил, как царство чудовищ и великанов. Оппозиция miðgarðr - utgarðr давала определяющие координаты всей картины мира, культура противостояла хаосу. Термин heimr (др.-исл.; ср.: гот. haims, др.-англ. ham, др. - фризск. ham, hem, др.-сакс, hem, др.-верхненем. heim), встречающийся опять-таки преимущественно в мифологическом контексте, означал как «мир», «родину», так и «дом», «жилище», «огороженную усадьбу». Таким образом, мир, возделанный и очеловеченный, моделировался по дому и усадьбе.

Еще один термин, который не может не привлечь внимания историка, анализирующего отношения германцев к земле, - oðаl. Этому древнескандинавскому термину опять-таки существуют соответствия в готском (haim - obli), древнеанглийском (оðе;, еаðеlе), древневерхненемецком (uodal, uodil), древнефризском (ethel), древнесаксонском (оðil). Одаль, как выясняется из исследования средневековых норвежских и исландских памятников, - это наследственное семейное владение, земля, по сути дела неотчуждаемая за пределы коллектива родственников. Но «одалем» называли не одну лишь пахотную землю, которая находилась в постоянном и прочном обладании семейной группы, - так называли и «родину». Одаль - это «вотчина», «отчизна» и в узком, и в широком смысле. Человек видел свое отечество там, где жили его отец и предки и где проживал и трудился он сам; patrimonium воспринимался как patria, и микромир его усадьбы идентифицировался с обитаемым миром в целом. Но далее выясняется, что понятие «одаль» имело отношение не только к земле, на которой обитает семья, но и к самим ее обладателям: термин «одаль» был родственным группе понятий, выражавших в германских языках прирожденные качества: благородство, родовитость, знатность лица (aðal, aeðel, ethel, adal, eðel, adel, aeðelingr, oðlingr). Причем родовитость и знатность здесь надлежит понимать не в духе средневекового аристократизма, присущего или приписываемого одним только представителям социальной элиты, а как происхождение от свободных предков, среди которых нет рабов или вольноотпущенников, следовательно, как полноправие, полноту свободы, личную независимость. Ссылаясь на длинную и славную родословную, германец доказывал одновременно и свою знатность и свои права на землю, так как по сути дела одно было неразрывно связано с другим. Одаль представлял собой не что иное, как родовитость человека, перенесенную на земельное владение и укорененную в нем. Aðalborinn («родовитый», «благородный») был синонимом oðalborinn («человек, рожденный с правом наследования и владения родовой землей»). Происхождение от свободных и знатных предков «облагораживало» землю, которой владел их потомок, и, наоборот, обладание такой землей могло повысить социальный статус владельца. Согласно скандинавской мифологии, мир богов-асов также представлял собой огороженную усадьбу - asgarar. Земля для германца - не просто объект владения; он был с нею связан многими тесными узами, в том числе и не в последнюю очередь психологическими, эмоциональными. Об этом свидетельствуют и культ плодородия, которому германцы придавали огромное значение, и поклонение их «матери-земле», и магические ритуалы, к которым они прибегали при занятии земельных пространств. То, что о многих аспектах их отношения к земле мы узнаем из более поздних источников, едва ли может поставить под сомнение, что именно так дело обстояло и в начале I тысячелетия н.э. и еще раньше. Главное заключается, видимо, в том, что возделывавший землю древний человек не видел и не мог видеть в ней бездушного предмета, которым можно инструментально манипулировать; между человеческой группой и обрабатываемым ею участком почвы не существовало абстрактного отношения «субъект - объект». Человек был включен в природу и находился с нею в постоянном взаимодействии; так было еще и в средние века, и тем более справедливо это утверждение применительно к древнегерманскому времени. Но связанность земледельца с его участком не противоречила высокой мобильности населения Центральной Европы на протяжении всей этой эпохи. В конце концов передвижения человеческих групп и целых племен и племенных союзов в огромной мере диктовались потребностью завладеть пахотными землями, т.е. тем же отношением человека к земле, как к его естественному продолжению. Поэтому признание факта постоянного обладания участком пашни, огороженным межой и валом и обрабатываемым из поколения в поколение членами одной и той же семьи, - факта, который вырисовывается благодаря новым археологическим открытиям, - не дает еще никаких оснований для утверждения, будто бы германцы на рубеже новой эры были «частными земельными собственниками». Привлечение понятия «частная собственность» в данном случае может свидетельствовать только о терминологической неразберихе или о злоупотреблении этим понятием. Человек архаической эпохи, независимо от того, входил он в общину и подчинялся ее аграрным распорядкам или вел хозяйство вполне самостоятельно, не был «частным» собственником. Между ним и его земельным участком существовала теснейшая органическая связь: он владел землей, но и земля «владела» им; обладание наделом нужно понимать здесь как неполную выделенность человека и его коллектива из системы «люди - природа». При обсуждении проблемы отношения древних германцев к земле, которую они населяли и обрабатывали, видимо, невозможно ограничиваться традиционной для историографии дилеммой «частная собственность - общинная собственность». Марковую общину у германских варваров находили те ученые, которые полагались на слова римских авторов и считали возможным возводить к седой старине общинные распорядки, обнаруженные во времена классического и позднего средневековья. В этой связи вновь обратимся к упомянутой выше общегерманской.

Человеческие жертвоприношения, о которых сообщает Тацит (Germ., 40) и которые засвидетельствованы многими археологическими находками, видимо, связаны также с культом плодородия. Богиня Нертус, которой, согласно Тациту, поклонялся ряд племен и которую он толкует как Terra mater, видимо, соответствовала известному из скандинавской мифологии Ньерду - богу плодородия.

При заселении Исландии человек, занимая определенную территорию, должен был обходить ее с факелом и зажигать на ее границах костры.

Жители открытых археологами деревень, вне сомнения, выполняли какие-то коллективные работы: хотя бы возведение и укрепление «жилых холмов» в затопляемых районах побережья Северного моря. О возможности общности между отдельными хозяйствами в ютландском поселке Ходде. Как мы видели, обнесенное оградой жилище образует, согласно этим представлениям, miðgarðr, «срединный двор», своего рода центр мироздания; вокруг него простирается Утгард, враждебный людям мир хаоса; он одновременно находится и где-то далеко, в необитаемых горах и пустошах, и начинается тут же за оградой усадьбы. Оппозиции miðgarðr - utgarðr полностью соответствует противопоставление понятий innangarðs - utangarðs в редневековых скандинавских правовых памятниках; это два вида владений: «земля, расположенная в пределах ограды», и «земля за оградой» - земля, выделенная из

общинного фонда. Таким образом, космологическая модель мира была вместе с тем и реальной социальной моделью: центром и той и другой являлся хозяйственный двор, дом, усадьба - с тою только существенной разницей, что в действительной жизни земли utangarðs, не будучи огорожены, тем не менее не отдавались силам Хаоса - ими пользовались, они были существенно необходимы для крестьянского хозяйства; однако права домохозяина на них ограниченны, и в случае нарушения последних он получал более низкое возмещение чем за нарушение его прав на земли, расположенные innangarðs. Между тем в моделирующем мир сознании земли utangarðs принадлежат «Утгарду». Как это объяснить? Картина мира, вырисовывающаяся при изучении данных германского языкознания и мифологии, несомненно, сложилась в весьма отдаленную эпоху, и община не нашла в ней отражения; «точки отсчета» в мифологической картине мира были отдельный двор и дом. Это не означает, что община на том этапе вообще отсутствовала, но, видимо, значение общины у германских народов возросло уже после того, как их мифологическое сознание выработало определенную космологическую структуру.

Вполне возможно, что у древних германцев существовали большесемейные группы, патронимии, тесные и разветвленные отношения родства и свойства - неотъемлемые структурные единицы родо-племенного строя. На той стадии развития, когда появляются первые известия о германцах, человеку было естественно искать помощи и поддержки у сородичей, и жить вне таких органически сложившихся коллективов он едва ли был в состоянии. Однако община-марка - образование иного характера, нежели род или большая семья, и она вовсе не обязательно с ними связана. Если за упоминаемыми Цезарем gentes и cognationes германцев крылась какая-то действительность, то, скорее всего, это кровнородственные объединения. Любое прочтение слов Тацита: «agri pro numero cultorum ab universis vicinis (или: in vices, или: invices, invicem) occupantur, quos mox inter se secundum dignationem partiuntur» всегда было и обречено и впредь остаться гадательным. Строить на столь шаткой основе картину древнегерманской сельской общины в высшей степени рискованно.

Утверждения о наличии сельской общины у германцев опираются, помимо толкования слов Цезаря и Тацита, на ретроспективные выводы из материала, который относится к последующей эпохе. Однако перенос средневековых данных о земледелии и поселениях в древность - операция едва ли оправданная. Прежде всего, не следует упускать из виду отмеченный выше перерыв в истории германских поселений, связанный с движением народов в IV-VI вв. После этой эпохи происходили как смена мест расположения населенных пунктов, так и перемены в системе землепользования. Данные об общинных распорядках в средневековой марке по большей части восходят к периоду не ранее XII-XIII столетий; применительно к начальному периоду средних веков такие данные чрезвычайно скудны и спорны. Между Древней общиной у германцев и средневековой «классической» маркой невозможно ставить знак равенства. Это явствует из тех немногих указаний на общинные связи жителей древнегерманских деревень, которые все же имеются. Радиальная структура поселков типа Феддерзен Вирде - свидетельство того, что население размещало свои дома и проводило дороги, исходя из общего плана. Борьба с морем и возведение «жилых холмов», на которых возводились деревни, также требовали объединения усилий домохозяев. Вполне вероятно, что выпас скота на лугах регулировался общинными правилами и что отношения соседства приводили к некоторой организации жителей деревни. Однако о системе принудительных полевых порядков (Flurzwang) в этих населенных пунктах мы сведений не имеем. Устройство «древних полей», следы которых изучены на обширной территории расселения древних германцев, не предполагало такого рода распорядков. Нет оснований и для гипотезы о существовании «верховной собственности» общины на пахотные участки. При обсуждении проблемы древнегерманской общины необходимо принять во внимание еще одно обстоятельство. Вопрос о взаимных правах соседей на земли и о размежевании этих прав, об их урегулировании возникал тогда, когда возрастала численность населения и жителям деревни становилось тесно, а новых угодий не хватало. Между тем начиная со II-III вв. н.э. и вплоть до завершения Великих переселений происходило сокращение населения Европы, вызванное, в частности, эпидемиями. Поскольку же немалая часть поселений в Германии представляла собой обособленные усадьбы или хутора, то едва ли и возникала необходимость в коллективном регулировании землепользования. Человеческие союзы, в которые объединялись члены варварского общества, были, с одной стороны, уже деревни (большие и малые семьи, родственные группы), а с другой - шире («сотни», «округа», племена, союзы племен). Подобно тому как сам германец был далек от превращения в крестьянина, социальные группы, в которых он находился, еще не строились на земледельческой, вообще на хозяйственной основе - они объединяли сородичей, членов семей, воинов, участников сходок, а не непосредственных производителей, в то время как в средневековом обществе крестьян станут объединять именно сельские общины, регулирующие производственные аграрные порядки. В целом нужно признать, что структура общины у древних германцев нам известна слабо. Отсюда - те крайности, которые зачастую встречаются в историографии: одна, выражающаяся в полном отрицании общины в изучаемую эпоху (между тем как жителей поселков, изученных археологами, несомненно, объединяли определенные формы общности); другая крайность - моделирование древнегерманской общины по образцу средневековой сельской общины-марки, порожденной условиями более позднего социального и аграрного развития. Может быть, более правильным подход к проблеме германской общины сделался бы при учете того существенного факта, что в хозяйстве жителей нероманизованной Европы, при прочной оседлости населения, первенствующую роль сохраняло все же скотоводство. Не пользование пахотными участками, а выпас скота на лугах, пастбищах и в лесах должен был, судя по всему, в первую очередь затрагивать интересы соседей и вызвать к жизни общинные распорядки.

Как сообщает Тацит, Германия «скотом изобильна, но он большей частью малорослый; даже рабочий скот не имеет внушительного вида и не может похвастаться рогами. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства». Это наблюдение римлян, побывавших в Германии, соответствует тому, что найдено в остатках древних поселений раннего железного века: обилие костей домашних животных, свидетельствующих о том, что скот действительно был малорослым. Как уже было отмечено, в «длинных домах», в которых по большей части жили германцы, наряду с жилыми помещениями находились стойла для домашнего скота. Исходя из размеров этих помещений, полагают, что в стойлах могло содержаться большое количество животных, иногда до трех и более десятков голов крупного рогатого скота.

Скот служил у варваров и платежным средством. Даже в более поздний период виры и иные возмещения могли уплачиваться крупным и мелким скотом, и самое слово fehu означало у германцев не только «скот», но и «имущество», «владение», «деньги». Охота не составляла, судя по археологическим находкам, существенного для жизни занятия германцев, и процент костей диких зверей очень незначителен в общей массе остатков костей животных в изученных поселениях. Очевидно, население удовлетворяло свои потребности за счет сельскохозяйственных занятий. Однако исследование содержания желудков трупов, обнаруженных в болотах (эти люди были, очевидно, утоплены в наказание за преступления либо принесены в жертву, свидетельствует о том, что подчас населению приходилось питаться, помимо культивируемых растений, также и сорняками и дикими растениями. Как уже было упомянуто, античные авторы, недостаточно осведомленные о жизни населения в Germania libera, утверждали, будто страна бедна железом, что придавало характер примитивности картине хозяйства германцев в целом. Несомненно, германцы отставали от кельтов и римлян в масштабах и технике железоделательного производства. Тем не менее археологические исследования внесли в нарисованную Тацитом картину радикальные поправки. Железо добывалось повсеместно в Центральной и Северной Европе и в доримский, и в римский периоды.

Железная руда была легко доступна вследствие поверхностного ее залегания, прикотором была вполне возможна ее добыча открытым способом. Но уже существовала и подземная добыча железа, и найдены древние штольни и шахты, а равно и железоплавильные печи. Германские железные орудия и иные металлические изделия, по оценке современных специалистов, отличались доброкачественностью. Судя по сохранившимся «погребениям кузнецов», их социальное положение в обществе было высоким.

Если в ранний римский период добыча и обработка железа оставались, возможно, еще сельским занятием, то затем металлургия все явственнее выделяется в самостоятельный промысел. Его центры обнаружены в Шлезвиг-Гольштейне и Польше. Кузнечное ремесло стало важным неотъемлемым компонентом хозяйства германцев. Железо в виде брусьев служило предметом торговли. Но обработкой железа занимались и в деревнях. Исследование поселения Феддерзен Вирде показало, что близ наиболее крупной усадьбы концентрировались мастерские, где обрабатывались металлические изделия; не исключено, что они шли не только на удовлетворение местных нужд, но и продавались на сторону. Слова Тацита, будто у германцев мало изготовленного из железа оружия и они редко пользуются мечами и длинными копьями, также не получили подтверждения в свете археологических находок. Мечи найдены в богатых погребениях знати. Хотя копья и щиты в погребениях численно преобладают над мечами, все же от 1/4 до 1/2 всех погребений с оружием содержат мечи или их остатки. В отдельных же районах до

% мужчин были похоронены с железным оружием.

Также подвергнуто сомнению заявление Тацита о том, что панцири и металлические шлемы почти вовсе не встречаются у германцев. Помимо железных изделий, необходимых для хозяйства и войны, германские мастера умели изготовлять украшения из драгоценных металлов, сосуды, домашнюю утварь, строить лодки и корабли, повозки; разнообразные формы получило текстильное производство. Оживленная торговля Рима с германцами служила для последних источником получения многих изделий, которыми сами они не обладали: драгоценностей, сосудов, украшений, одежд, вина (римское оружие они добывали в бою). Рим получал от германцев янтарь, собираемый на побережье Балтийского моря, бычьи кожи, скот, мельничные колеса из базальта, рабов (работорговлю у германцев упоминают Тацит и Аммиан Марцеллин). Впрочем, кроме доходов от торговли в Рим

поступали германские подати и контрибуции. Наиболее оживленный обмен происходил на границе между империей и Germania libera, где были расположены римские лагери и городские поселения. Однако римские купцы проникали и в глубь Германии. Тацит замечает, что во внутренних частях страны процветал продуктовый обмен, деньгами же (римскими) пользовались германцы, жившие близ границы с империей (Germ., 5). Это сообщение подтверждается археологическими находками: в то время как римские изделия обнаружены по всей территории расселения германских племен, вплоть до Скандинавии, римские монеты находят преимущественно в сравнительно узкой полосе вдоль границы империи. В более отдаленных районах (Скандинавии, Северной Германии) встречаются, наряду с отдельными монетами, куски серебряных изделий, разрубленных, возможно, для использования в целях обмена. Уровень хозяйственного развития не был однородным в разных частях Средней и Северной Европы в первые столетия н.э. Особенно заметны различия между внутренними областями Германии и районами, прилегавшими к «лимесу». Прирейнская Германия с ее римскими городами и укреплениями, мощеными дорогами и другими элементами античной цивилизации оказывала значительное воздействие на племена, жившие поблизости. В созданных римлянами населенных пунктах жили и германцы, перенимавшие новый для них образ жизни. Здесь их высший слой усваивал латынь как язык официального обихода, воспринимал новые для них обычаи и религиозные культы. Здесь они познакомились с виноградарством и садоводством, с более совершенными видами ремесла и с денежной торговлей. Здесь включались они в социальные отношения, которые имели очень мало общего с порядками внутри «свободной Германии».

Заключение

культура традиция древний германец

Характеризуя культуру древних германцев, еще раз подчеркнем ее историческую ценность: именно на этой «варварской», полупервобытной, архаичной культуре выросли многие народы Западной Европы. Народы современной Германии, Великобритании, Скандинавии обязаны своей культурой тому удивительному сплаву, который принесло взаимодействие латинской античной культуры и древнегерманской.

Несмотря на то, что древние германцы стояли на достаточно низком уровне развития по сравнению со своим могущественным соседом - Римской империей (которая, кстати, оказалась повержена именно этими «варварами»), и только-только переходили от родового строя к классовому, духовная культура древнегерманских племен вызывает интерес благодаря богатству форм.

Прежде всего, религия древних германцев, несмотря на ряд архаичных форм (прежде всего тотемизм, человеческие жертвоприношения) представляет богатый материал по изучению общих индоарийских корней в религиозных воззрениях Европы и Азии, для проведения мифологических параллелей. Конечно, на этом поприще будущих исследователей ждет напряженная работа, поскольку остается масса «белых пятен» в этом вопросе. Кроме того, возникает немало вопросов по поводу репрезентативности источников. Следовательно, эта проблема нуждается в дальнейшей разработке.

Также много можно подчеркнуть и из материальной культуры и экономики. Т орговля с германцами давала их соседям продукты питания, меха, оружие и, как это не парадоксально, рабов. Ведь поскольку часть германцев были доблестными воинами, часто совершающими грабительские набеги, из которых они приносили с собой как отобранные материальные ценности, так и уводили в рабство большое количество народа. Этим и пользовались их соседи.

Наконец, художественная культура древних германцев также ждет дальнейших исследований, прежде всего археологических. По имеющимся на сегодняшний момент данным мы можем судить о высоком уровне художественного ремесла, о том, насколько умело и самобытно заимствовали древние германцы элементы римского и причерноморского стиля и т.д. Однако несомненно и то, что любой вопрос таит в себе безграничные возможности для его дальнейшего исследования; именно поэтому автор данной курсовой работы считает это сочинение далеко не последним шагом в изучении богатой и древней духовной культуры древних германцев.

Список используемой литературы

.Страбон.ГЕОГРАФИЯ в 17 книгах // М.: «Ладомир», 1994. // Перевод, статья и комментарии Г.А. Стратановского под общей редакцией проф. С.Л. Утченко // Редактор перевода проф. О.О. Крюгер./М.: «Ладомир», 1994.стр. 772;

.Записки Юлия цезаря и его продолжателей о галльской войне, о гражданской войне, об александрийской войне, об африканской войне // Перевод и комментарии акад. М.М. Покровского // НИЦ «Ладомир» - «Наука», М.1993.560 стр.;

Корнелий Тацит. Сочинения в двух томах. Том первый. Анналы. Малые произведения // Из-во «Наука», Л.1970/634 стр.;

Г. Дельбрюк «История военного искусства в рамках политической истории» т. II «Наука» «Ювента» СПб, 1994 Перевод с немецкого и примечания проф. В.И. Авдиева. Публикуется по изданию: Дельбрюк Г. «История военного искусства в рамках политической истории». в 7-ми тт. М., Гос. воен. Изд-во, 1936-1939,564 стр.

Военная демократия | Страницы Wiki

Файл:AchaemenidDaric4thCenturyBCE.jpg

В индоиранской традиции, был обычай, мужчина сумевший дальше всех пустить стрелу, избирался вождём. Эхо этой традиций можно проследить в ахеменидской Персии, где Дарий I использовалт образ царя-лучника в своих монетах дариках.

Файл:Reichsgründung1871-AW.jpg

ru.pages.wikia.com

Предгосударственный строй германских племен. Всеобщая история государства и права. Том 1

Предгосударственный строй германских племен

В первой половине I тыс. на территории Западной Европы исторически заявили о себе германские племена. Они постепенно распространились из своей прародины (междуречья Рейна и Одера) по территории северных провинций Римской империи. Германские племена стали той внешней силой, которая ускорила распад западно-римской государственности. На основе новой политико-правовой общности выросла новая, феодальная государственность в Европе.

Германские племена вошли в активное соприкосновение с Римской империей и народами Галлии в I в. Тогда они находились на стадии родового быта и формирования надобщинной администрации. Соприкосновение с более развитой империей, необходимость вести с нею постоянные войны, а затем сотрудничать на военной основе ускорили становление у германских народов (не составлявших единого народа, а распадавшихся на союзы племен) протогосударственной организации. Эта организация сложилась без всякой опоры на города, что стало важнейшей исторической особенностью германского пути к государственности.

Основой социальных отношений у германцев была родовая община с коллективным владением основными средствами аграрного производства. Индивидуальная собственность была неизвестна, хотя использование родовых владений и имуществ было уже посемейным. В семейных хозяйствах применялся труд рабов (захваченных в плен иноплеменников или разорившихся соплеменников - не отдавших долг чести). Особую прослойку составляли вольноотпущенники, которых ни в коем cлучае не приравнивали к членам общины. Выделялась родовая знать, общественный вес которой основывался уже не только на военных заслугах, но и на традиционных преимуществах в землепользовании, в накоплении богатств.

Своеобразие исторической ситуации сказалось на двойственности протогосударственной структуры у германцев: правление родовой знати переплеталось с военно-дружинным правлением, а нередко даже отступало перед ним. Во главе большинства племен и объединений стояли цари и, рядом сними, военные вожди: «Царей они выбирают из наиболее знатных, вождей - из наиболее доблестных». Царская (королевская) власть была властью старейшины племени. Вождиже командовали ополчением племени или объединения и избирались по принципу наилучшей пригодности и личных заслуг на войне. Основное влияние в текущем управлении общественными делами оставалось за общинными институтами: «О делах, менее важных, совещаютсяих старейшины, о более значительных - все; впрочем, старейшины заранее обсуждают и такие дела, решение которых принадлежит только народу» (Тацит. О происхождении германцев. 7-13). Народное собрание решало вопросы о войне и мире, избрании вождей и старейшин; на нем предъявлялись тяжкие обвинения и выносились смертные приговоры. Судебная власть в значительной степени принадлежала жрецам, которые от имени богов могли карать смертью, бичеванием, заключением в оковы. Жрецы руководили народными собраниями.

Общественные собрания были у германцев своеобразными: «Любые дела - и частные, и общественные - они рассматривают не иначе как вооруженные». На них могли присутствовать только воины племени (союза племен). Надобщинная власть обладала тем самым особым свойством военной демократии. Это явление в целом нехарактерно для формирования протогосударства, но у германцев оформилось благодаря соприкосновению с Римом и особой роли войны на этой исторической стадии.

Строй военной демократии вызвал к жизни еще одно явление: большое значение дружин, группировавшихся вокруг военных вождей. Эти дружины складывались по принципу личной преданности и были важнейшим элементом превращения власти родовых вождей в военных королей, закреплявших влияние на дружины раздачами добычи, особыми пиршествами и пожалованиями. Из военно-дружинных отношений развился у германцев принцип личной службы королю - важный для последующей государственности.

Усиление военно-дружинного начала в протогосударстве, обособление ранней королевской власти (вплоть до превращения ее в наследственную) произошли к II–III вв., когда под влиянием глобальных этнических перемещений в Европе германцы усилили натиск на провинции Римской империи. В IV в. в большинстве германских племен распространилось христианство, хотя и в особой форме арианства. Это способствовало этническому сплочению и перерастанию военного единства племен в политическое.

В IV–V вв. крупные перемещения варварских племен в Европе (стимулированные начавшимся из Азии т. н. Великим переселением народов) (согласно общеисторической концепции известного историка и этнолога Л. Н. Гумилева, Великое переселение народов было вызвано природно-географическими изменениями в Восточной Азии и всплеском особого состояния «пассионарности» у тамошних кочевых народов) стали внешней причиной разгрома и затем распада Римской империи. На территории бывшей империи образовались новые варварские королевства. Их организация и отношения власти в них строились на переплетении традиций военно-родового строя германцев и институтов римской государственности.

Следующая глава >

history.wikireading.ru

Военная демократия - Википедия

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Военная демократия (англ. military democracy) - термин, введённый в научный оборот Льюисом Морганом в своём труде «Древнее общество» для обозначения организации власти на стадии перехода от первобытнообщинного строя к государству. Полноправными членами общества считались взрослые и здоровые мужчины. Они должны были явиться на народное собрание с оружием. Без него воин не обладал правом голоса. Военная демократия существовала практически у всех народов, являясь последним этапом догосударственного развития общества. К военной демократии можно, например, отнести римскую общину периода царей, а также греческие полисы «гомеровской эпохи». Археологически эпоха военной демократии соответствует периоду начала использования металлов, что повлекло за собой изменения в экономическом и политическом развитии обществ.

У древних германцев избрание вождя утверждалось поднятием правой руки - аккламацией и поднятием вождя на щите. Процедура избрания королей Франкского государства, Восточно-Франкского королевства, императоров Священно-Римской империи и Германской империи отличалась только тем, что избранного монарха не поднимали на щите.

У Запорожских казаков кошевой атаман и куренной избирались всеми куренями на войсковой раде.

Термин широко использовался Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, вследствие чего получил также широкое распространение в марксистской историографии.

См. также

Литература

• Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации, пер. с англ., 2 изд., Л., 1935
• Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество», в кн.: Архив Маркса и Энгельса, т. 9, [М.], 1941.
• Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, М., 1961.
• Толстов С. П. Военная демократия и проблема «генетической революции» // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935, № 7-8.
• Косвен М. О. К вопросу о военной демократии // Труды Ин-та этнографии. Новая серия, 1960, т. 54.

wikipedia.green

Тема 3. Военное искусство и военная организация у древних германцев

Методические указания

Хронологические рамки работы - середина I в.до н.э. - I в. н.э. Основными источниками для изучения данной темы являются сочинения Цезаря и Тацита. В контрольной работе необходимо показать особое место войны в жизни древних германцев, проследить изменения, которые произошли в тактике ведения войны древними германцами, изменения в организации войска и его составе на протяжении полутора столетий (со времен Цезаря до Тацита), роль военных вождей и их дружин в жизни общества, причины формирования и особенности функционирования у германцев строя военной демократии.

Источники:

Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне / Пер. и коммент. М.М. Покровского. М., 1962; М., 1993.

Тацит. Германия // Корнелий Тацит. Сочинения. В 2-х т. СПб., 1993. Т. 1.

Тацит. О происхождении германцев // Хрестоматия по истории средних веков / Под.ред. С.Д. Сказкина. М., 1963. Т. I. С. 337-356.

Практикум по истории Средних веков: для студентов-заочников исторических факультетов педагогических институтов/ Сост. М.Л. Абрамсон, С.А. Сливко, М.М. Фрейденберг. М., 1971. С. 10–39.

Исследования:

Гуревич А.Я. Аграрный строй варваров // История крестьянства в Европе. Эпоха феодализма. Т. I. М., 1985. С. 90-127.

Неусыхин А.И. Военные союзы у германских племен начала нашей эры // Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974.

Неусыхин А.И. Очерки истории Германии в средние века // Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974.

Тема 4. Религия древних германцев

Методические указания

Постановка темы данной контрольной работы во многом подсказана той большой популярностью, которую приобрели сюжеты скандинавской мифологии среди представителей разных отраслей гуманитарного знания и студенческой молодёжи в последние годы. В этой связи представляется интересной задача сопоставления и согласования данных произведений римских авторов о религии древних германцев и её отражения в скандинавском эпосе, на основании данных которого можно составить о ней наиболее полные представления.

Источники:

Древние германцы: сборник документов / Сост. Б.Н. Граков, С.П. Моравский, А.И. Неусыхин. М., 1937.

Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне / Пер. и коммент. М.М. Покровского. М., 1962; М., 1993. (Кн. 6, Гл. 2)

Тацит. Германия // Корнелий Тацит. Сочинения. В 2-х т. СПб., 1993. Т. 1. (гл. II, III, VII, IX, X, XLIII, XLV)

Практикум по истории Средних веков. Ч. 1: Раннее западноевропейское Средневековье / Под ред. Н.И. Девятайкиной, Н.П. Мананчиковой. Воронеж, 1999. С. 7–40.

Стурлуссон Снорри. Младшая Эдда / Пер. О.А. Смирницкой. М., 1994.

Хрестоматия по истории Средних веков / Под ред. С.Д. Сказкина. М., 1961. Т. 1. С. 261–284.

Исследования:

Германо-скандинавская мифология // Мифы народов мира. М., 1997. Т.1.

Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. Гл. 2.

Петрушевский Д.М. Очерки по истории средневекового общества и государства. М., 1922.

Средневековая Европа глазами современников и историков / Под ред. А.Я. Ястребицкой. М., 1994. Ч. 1.

studfiles.net

Общественный строй древних германцев (4 часа)

Характеристика источников

Развитие производительных сил в хозяйственном строе германцев

Изменения характера землепользования и эволюция общины

Разложение первобытнообщинного строя и зарождение имущественного и социального неравенства

Политическая надстройка. Военная демократия и ее сущность

Дополнительные сообщения: "Военное дело", "Религиозные верования", "Положение женщины в германском обществе".

ИСТОЧНИКИ

Цезарь Гай Юлий. Записки о галльской войне// Хрестоматия по истории средних веков./ Под ред. С.Д.Сказкина и Н.П. Грацианского, -М., 1953. Т.I; Хрестоматия по истории средних веков./ Под ред. С.Д. Сказкина. М., 1961. Т.I; Практикум по истории средних веков./ Сост. С.Л. Абрамсон, С.А. Сливко и др. - М.,1967 или М.,1971.

Тацит Публий Корнелий. Германия// Там же

ОБЯЗАТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Грацианский Н.П. К вопросу об аграрных отношениях древних германцев времени Цезаря // Из социально - экономической истории западноевропейского феодализма. М., 1960. С.61-71

Гуревич А.Я. Аграрный строй варваров // История крестьянства в Европе. М.,1985. Т. I. С.90-137

Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970

Дурова С.Г. Юлий Цезарь - человек и писатель. Л., 1991

Кченко Л.Ю. Гай Юлий Цезарь. М., 1976

Неусыхин А.И. Военные союзы германских племен около начала нашей эры // Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974

Неусыхин А.И. Эволюция общинного строя варваров от ранних форм общины к возникновению индивидуального хозяйства // Там же. С.137-178

Средневековая Европа глазами современников и историков /Под ред. Ястребицкой А.Л. М., 1995. Ч. I. С. 44-90

Энгельс Ф. К истории древних германцев.// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства.// Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ЛИТЕРАТУРА

Кнабе Г.С. Корнелий Тацит: Время. Жизнь. Книги. - М., 1981

Неусыхин А.И. Общественный строй древних германцев. М., 1929

Петрушевский Д.М. Очерки по истории средневекового общества и государства. Очерк. М., 1922

МЕТОДИЧЕСКИЕ СОВЕТЫ

Основная цель занятий - раскрыть уровень общественного развития германских племен накануне переселения их на территорию Западной Римской Империи. Значение темы в том, что она помогает раскрыть германские корни феодализма. Давая общую характеристику источников, следует выяснить, откуда Цезарь и Тацит почерпнули сведения о германцах, с какой целью писали о них и как могло отразиться их собственное мировоззрение на восприятие жизни германцев. Следует определить также, к какому типу источников относятся эти описания, какова степень их достоверности, какие вопросы можно поставить перед ними. Далее идет знакомство с текстом источников. Все выводы по каждому вопросу должны исходить из анализа источников. Ответы на вопросы следует построить в сравнительном плане, что позволит лучше проследить эволюцию хозяйственной и общественной жизни за 150 лет. Изучение источников значительно облегчится в процессе соответствующих выписок из них, которые лучше сделать следующим образом:

Проблема землепользования и землевладения у германцев считается одной из наиболее важных и трудных. Чтобы разобраться в ней, рассмотрите, как происходило наделение землей во времена Цезаря и Тацита, соблюдалось ли при этом равноправие членов общины и кому принадлежало право собственности на землю. Как изменилась форма общины за рассматриваемый период времени? Переходя к анализу эволюции общественного строя и зарождения государства у германцев, нужно выделить вопрос о возникновении социального и имущественного неравенства. Каковы причины этого процесса и в чем заключается разница между этими двумя видами неравенства? Что представляло собой рабство у германцев в I в. н.э.? Следует обратить внимание на сведения Тацита о родовой знати и военных дружинах, о взаимоотношениях дружинников с вождем и отношениях вождя с остальной массой соплеменников. Благодаря им более ясным становится постепенное оформление государственной власти. Какие органы управления были у германцев, каковы их функции? Объясните, почему Ф. Энгельс назвал политическую организацию германцев I в. н.э. военной демократией? По вопросу об общественном строе необходимо рассмотреть и кровнородственные отношения у германцев, которые были важнейшим фактором общественной структуры. Обратите внимание на положение женщины в германском обществе. Рассмотрите военный строй германцев, их вооружение и определите роль войны и военной добычи в процессе социального расслоения и зарождения государства. Для характеристики эволюции общественного строя немаловажно остановиться на роли религии и религиозного культа.

studfiles.net

Военная демократия - это... Что такое Военная демократия?

Военная демократия (англ. military democracy) - термин, введённый в научный оборот Льюисом Морганом в своём труде «Древнее общество» для обозначения организации власти на стадии перехода от первобытно-общинного строя к государству. Полноправными членами общества считались взрослые и здоровые мужчины. Они должны были явиться на народное собрание с оружием. Без него воин не обладал правом голоса. Военная демократия существовала практически у всех народов, являясь последним этапом догосударственного развития общества. К военной демократии можно, например, отнести римскую общину периода царей, а также греческие полисы «гомеровской эпохи». Археологически эпоха военной демократии соответствует периоду начала использования металлов, что повлекло за собой изменения в экономическом и политическом развитии обществ.

В индоиранской традиции был обычай, согласно которому мужчина, сумевший дальше всех пустить стрелу, избирался вождём[источник не указан 587 дней].

Эхо этой традиций можно проследить в ахеменидской Персии, где Дарий I использовал образ царя-лучника в своих монетах дариках.

У древних германцев избрание вождя утверждалось поднятием правой руки - аккламацией и поднятием вождя на щите. Процедура избрания королей Франкского государства, Восточно-Франкского королевства, императоров Священно-Римской империи и Германской империи отличалась только тем, что избранного монарха не поднимали на щите.

Термин широко использовался Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом, вследствие чего получил также широкое распространение в марксистской историографии.

Литература

• Морган Л. Г. Древнее общество или исследование линий человеческого прогресса от дикости через варварство к цивилизации, пер. с англ., 2 изд., Л., 1935
• Маркс К. Конспект книги Льюиса Г. Моргана «Древнее общество», в кн.: Архив Маркса и Энгельса, т. 9, [М.], 1941.
• Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства, Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, М., 1961.
• Толстов С. П. Военная демократия и проблема «генетической революции» // Проблемы истории докапиталистических обществ. 1935, № 7-8.
• Косвен М. О. К вопросу о военной демократии // Труды Ин-та этнографии. Новая серия, 1960, т. 54.

См. также

Ссылки

dic.academic.ru

Организация управления древних германцев

Род (или сотня), в состав которого входили, как мы можем предположить, от 400 до 1000, а иногда, может быть, и до 2000 человек, владел округом площадью, равной одной или нескольким кв. милям, и населял деревню. Германцы строили свои хижины не стена к стене, не фасадом к фасаду, как это обычно делали другие племена, а так, как они это находили удобным, в зависимости от места расположения леса или ручья. Но в то же время это не были и отдельные хутора, подобно тем, которые теперь преобладают во многих частях Вестфалии. Это были скорее общие поселки с отдельно стоящими и широко разбросанными постройками. Земледелие, которым главным образом занимались женщины и те из мужчин, которые не годились для охоты и для войны, имело очень незначительное распространение. Чтобы иметь возможность обрабатывать нетронутую и плодородную почву, германцы часто переносили свои поселки с одного места на другое внутри своего округа. Даже в более поздние времена германское право относило дом не к недвижимости, а к движимому имуществу. Хотя, как мы это уже видели выше, на 250 человек населения приходилось в среднем 1 кв. миля площади, а на одну деревню с населением в 750 человек приблизительно на 3 кв. мили, тем не менее не было никакой возможности использовать очень много пахотной земли иначе, как посредством этих переносов. Германцы не были уже кочевниками, но все же они были очень слабо связаны с землей и с почвой.

Члены рода, являвшиеся в то же время соседями по деревне, образовывали во время войны одну общую группу, одну орду. Поэтому еще теперь на севере называют военный корпус "thorp", а в Швейцарии говорят "деревня" – вместо "отряд", "dorfen" – вместо "созывать собрание", да и теперешнее немецкое слово "войско", "отряд" происходит от этого же самого корня. Перенесенное франками к романским народам, а от них вернувшееся в Германию, оно до сих пор хранит воспоминание об общественном строе наших предков, уходящем в такие древние времена, о которых не свидетельствует ни один письменный источник. Орда, которая шла вместе на войну и которая вместе селилась, была одной и той же ордой. Поэтому из одного и того же слова образовались названия поселения, деревни и солдат, войсковой части4.

Таким образом, древнегерманская община является: деревней – по типу поселения, округом – по месту расселения, сотней – по своим размерам и родом – по своим внутренним связям. Земля и недра не составляют частной собственности, а принадлежат совокупности этой строго замкнутой общины. Согласно более позднему выражению, она образует областное товарищество.

Римляне не имели в своем языке соответствующих слов, которые могли бы целиком выразить все эти понятия, поэтому они были принуждены прибегать к описательным оборотам. Латинское слово "род" (gens), которое ближе всего подошло бы для этой цели, уже превратилось в почти лишенную всякого содержания форму и потому не могло вызвать в римлянах никакого представления. Поэтому германские роды Цезарь называет "роды и родственные союзы людей, совместно обрабатывающих землю", для того чтобы выразить мысль, что в этих поселениях имеется налицо подлинная кровная связь.

Тацит говорит, что "семьи и близкие родственники" стояли в поле всегда рядом и что "совокупности" (universi) совместно владели пахотной землей. Равным образом и Павел Диакон еще ясно чувствовал, что это явление германской жизни не может быть точно передано никаким латинским словом. Поэтому он сохранил германское слово "fara" (род, того же корня, что латинский глагол "pario", "peperi" – рождаю) в своей книге, написанной по-латински, причем он прибавил к нему три латинских перевода: "роды", "линии родства", "фамилии" (generationes, lineas, prosapias). Также трудно было перевести и германское слово "деревня". Римская деревня была маленькой и замкнутой, построенной наподобие города. Поэтому, для того чтобы дать представление о более разбросанных и более обширных германских поселениях, занимающих большую территорию, Тацит называл их "деревни и сельские округа".

«Королей они выбирают по знатности, а военачальников - по доблести»

Кай Корнелий Тацит писал, что «королей они выбирают по знатности, а военачальников - по доблести»

Заявления, вызвавшего длительную дискуссию - трудно извлечь какую-либо достоверную информацию, ибо древнегерманские социальные термины нам неизвестны и неясно, что такое «знатность» у древних германцев, кто именно подразумевался в тот период под «королем» и процедура их «избрания». Не должна ли быть эта фраза Тацита отнесена скорее к его риторике, чем к германской действительности? Здесь этот вопрос не может нас занимать специально, и удовольствуемся констатацией факта, что во главе племен или союзов племен у германцев стояли вожди, выделявшиеся особой знатностью происхождения и воинскими доблестями. Возможно, что королевская власть (или лучше: власть «конунга»?) уже в тот период осмыслялась как сакральная, хотя точное содержание этой сакральности происхождение от богов тесная связь с ними и покровительство, оказываемое богами отдельным знатным родам, ведущая роль короля в религиозно-культовой жизни племени, жреческие или магические функции его ускользает от нашего взора.

Собрание германских князей и хунни называлось римлянами сенатом германских племен. Сыновья самых благородных семей облекались уже в ранней молодости княжеским достоинством и привлекались к совещаниям сената. В остальных случаях свита была школой для тех из юношей, которые пытались вырваться из круга свободных членов общины, стремясь к более высокому положению.

Правление князей переходит в королевскую власть, когда имеется налицо лишь один князь или когда один из них отстраняет или покоряет других. Основа и сущность государственного строя от этого еще не изменяются, так как высшей и решающей инстанцией все еще, как прежде, остается общее собрание воинов. Княжеская и королевская власть еще принципиально так мало друг от друга отличаются, что римляне иногда применяют титул короля даже там, где имеются налицо даже не один, а два князя7. И королевская власть, так же как и княжеская, не передается по одному лишь наследству от одного ее носителя к другому, но народ облекает этим достоинством имеющего наибольшие на это права посредством выборов иди называя его имя криками.

Во всяком случае, ясно, что наличие королевской власти предполагало существование социальной группы, которая концентрировалась вокруг короля, - нобилитета. Знать находилась с королем в противоречивых отношениях: знатные люди сплачивались в возглавляемые вождями дружины, служили им, искали у них наград и добычи, вступали с ними в отношения личной службы и покровительства, но в определенных ситуациях представители нобилитета могли фигурировать и в роли конкурентов короля и завязывать с ним или между собой борьбу за власть.

Представители знати выделялись из остальной массы соплеменников своими богатствами, и не только украшениями, оружием и другими сокровищами, которые они захватывали в войнах или выменивали на захваченную добычу, но и большими земельными владениями. В пользу этой точки зрения свидетельствуют как высказывания латинских авторов, так и данные археологии. При всей неясности слов Тацита о том, что германцы делят земли «по достоинству», все же возможно, что за ними стояла некая реальность - неравные разделы владений в зависимости от происхождения участников дележа занятой земли. В «Анналах» упоминается «вилла» фриза Крупторига, в «Историях» - «поля и виллы» Цивилиса.

Конечно, все эти указания Тацита слишком разрозненны и спорадичны для того, чтобы на их основании делать положительные выводы. Однако описание им быта дружинников, в особенности ссылка на их полную праздность в то время, когда они не ведут войн, заставляет с определенностью предположить, что именно в их владениях в первую очередь должны были трудиться те наделенные участками и домами рабы, о которых Тацит пишет несколько ниже. То, что, по его словам, все заботы о жилище, домашнем хозяйстве и пашне дружинники перекладывают на плечи «женщин, стариков и наиболее слабосильных из домочадцев», внушает большие сомнения: если хозяйства знати были наиболее обширными, то обработка земли в них явно требовала куда больших усилий, чем это рисуется идеализирующему примитивный варварский быт римскому автору.

Однако, даже если мы допустим, что германский нобилитет обладал более обширными земельными владениями, чем прочие соплеменники, нет достаточных оснований для утверждения о том, что эти владения представляли собой «вотчины». Нельзя недооценивать глубоких различий между владениями древнегерманских нобилей, использовавших труд рабов, с одной стороны, и владениями средневековой знати, производство в которых опиралось прежде всего на эксплуатацию зависимых крестьян, - с другой.

Нужно полагать, что если за словами Тацита: «Гораздо труднее убедить их распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны», - скрывалась какая-то действительность, то перед нами не просто германские установки в отношении физического труда и войны, а этика, присущая именно нобилитету, непосредственно о котором Тацит здесь и говорит. Напомним, что охота, которой, по словам римских авторов, дружинники уделяют свой досуг, была проявлением их праздного образа жизни, «благородным занятием» и не представляла собой способа добывания средств к существованию, как полагали сторонники архаизирующей тенденции в изображении древнегерманского быта.

Знать, как явствует из высказываний Тацита, играла ведущую роль в управлении племенем, и именно на ее собраниях и пирах обсуждались все важнейшие дела - остальным же соплеменникам предоставлялось, потрясая оружием, одобрить те предложения, которые были выработаны королем и знатью. Вообще «простолюдины», рядовые свободные занимают в рисуемой Тацитом картине общественной жизни Германии второстепенное место. Инициатива в принятии решений, имеющих зна­чение для жизни народа, принадлежит, согласно этой картине, вождям и нобилям, масса же следует за ними. Как передает Тацит, знатный германец Сегест, противник Арминия, советовал римскому полководцу Вару бросить в оковы вождей (pr херусков: «Простой народ ни на что не осмелится, если будут изъяты его предводители». Людей, следовавших за Сегестом, Тацит называет «клиентами». Точно также именует он и сторонников знатного Ингвиомера.

У германцев, отмечает Тацит, «существует обычай, чтобы каждый добровольно уделял вождям кое-что от своего скота и плодов земных, и это, принимаемое теми как дань уважения, служит также для удовлетворения их нужд». Даже если допустить, что дары, приносимые свободными соплеменниками вождям, действительно имели добровольный характер, то легко предположить, что в случае нежелания кого-либо из членов племени выказать подобное уважение его главе такой человек риско­вал навлечь на себя месть или опалу. Дары эти - далеко не подать, не принудительная дань, и тем не менее налицо элементы эксплуатации части ресурсов свободного населения в интересах нобилитета. Вполне возможно, что в материальном отношении эти дары были необременительными, однако сама традиция делиться ими с вождями выражала способ перераспределения материальных благ между рядовыми свободными и нобилитетом. Для предводителя, окруженного многочисленной дружиной, подарки, получаемые как от соплеменников, так и от соседних племен, должны были служить немаловажным подспорьем в укреплении его могущества.

Если этот общественный порядок и можно называть «военной демократией», то форма последней у германцев существенно отличалась от той формы, которую Морган наблюдал у североамериканских индейцев: у германцев лидерство знати приняло уже вполне развитые очертания. «Военная демократия» выступает в изображении Тацита в качестве крайне противоречивого феномена. С одной стороны, это демократия, и народ, все свободные участвуют в управлении племенем; нет отношений эксплуатации в среде свободных, формально все свободны. С другой же стороны, это военная демократия, и воинственный нобилитет оказывает все возрастающее влияние на все стороны социальной и хозяйственной жизни. Знать представляла собой особый динамичный фактор в варварском обществе, и перегруппировка племен, возникновение новых племен и их союзов в позднеримский период в большой степени опять же определялись военной ролью нобилитета.

Тем не менее известно, что знать и вожди опирались на укрепленные бурги, однако эти данные не нашли поддержки со стороны археологов; последние склонны видеть в изученных ими укреплениях из земли и дерева убежища для населения в моменты опасности. О том, что германцы при приближении врага укрывались в лесах или на горных вершинах, рассказывают Тацит и Аммиан Марцеллин, которые, однако, в этой связи не сообщают об искусственных укреплениях. Упоминаемые же античными авторами германские oppida и castella, по-видимому, были оставлены в начальный период Римской Империи и по всей видимости были построены самими римлянами для защиты от набегов и нападений тех же самых германцев, последние кстати стали нападать всё чаще и чаще в III-V веках н.э.

Таким образом, знать, вожди, дружинники, несомненно, выделялись из основной массы населения как своим образом жизни, воинственным и праздным, так и немалыми богатствами, которые были ими награблены в военных походах или набегах, получены в подарок или в результате торговых сделок; их земельные владения были более крупными, чем владения остальных свободных, и, видимо, знатные семьи преимущественно использовали труд рабов, перекладывая на них заботы о своем содержании.

Свободные германские общинники.

Теперь обратим внимание на свободных германских общинников, начнём с зажиточных общинников, которые могли позволить иметь себе рабов.

Зажиточные собственники могли принимать участие в производстве, даже если они и принадлежали к знати. Точно так же и рабы, о которых мы знаем из тацитовской книги «О происхождении германцев и местоположении Германии» (Тацит уподобляет их римским колонам, мелким свободным арендаторам и явно идеализирует их положение), трудились не на одних только вождей и дружинников, и наличие одного или нескольких рабов в хозяйстве свободного человека никоим образом не избавляло его самого от необходимости заниматься производственной деятельностью.

Впрочем если говорить о рабстве у древних германцев, то оно носило иной характер, чем в рабовладельческом Риме. Рабами являлись исключительно военнопленные. Свободный член рода тоже мог стать рабом, проиграв себя в кости или в другую азартную игру, долговое рабство отсутствовало. Раба можно было продать и безнаказанно убить. Но в других отношениях раб - это младший член рода. Он имеет собственное хозяйство, но обязан отдавать своему господину часть скота и урожая. Его дети растут вместе с детьми свободных германцев, и те и другие в суровых условиях.

Наличие рабов у древних германцев указывает на начавшийся процесс социальной дифференциации.

Но вернёмся к германским свободным общинникам. Об этих германских рядовых свободных известно очень немногое и это неудивительно: внимание римских авторов было, естественно, приковано к наиболее воинственному и динамичному слою дружинников и нобилей. Между тем рядовые свободные соплеменники составляли костяк населения. Исследователи древнегерманского общества сплошь и рядом без обиняков называют свободных «крестьянами», имея в виду при этом, как правило, то, что они были земледельцами и скотоводами.

ББК 74.266.3я73 Печатается по решению УМС ВГПУ

И 90 от 19. 06. 2013 г.

Составители – М.В. Васильева , доцент кафедры всеобщей истории и исторических дисциплин; Ю.С. Егорова , ассистент кафедры всеобщей истории и исторических дисциплин

Рецензент – М.А. Туманов , к.и.н., доцент кафедры всеобщей истории и исторических дисциплин

Ответственный за выпуск – В.А. Саблин , д.и.н., профессор, зав. кафедрой всеобщей истории и исторических дисциплин

И 90 История Средних веков (модуль 1. раннее западноевро-

пейское Средневековье): практикум / М.В. Васильева,
Ю.С. Егорова. Министерство образования и науки РФ; Вологод. гос. педагогический университет. – Вологда: ВГПУ, 2013. – 84 с.

Практикум включает учебно-методические материалы, призванные помочь студентам при подготовке к практическим занятиям в рамках курса «История Средних веков», модуль 1 «Раннее западноевропейское Средневековье». Практикум предназначен для студентов дневного и заочного отделений исторического факультета (направление подготовки – 050100 Педагогическое образование; профили подготовки: историческое образование, историческое и правовое образование; квалификация (степень) выпускника – бакалавр).

ББК 74.266.3я73

© ВГПУ, 2013

Введение......................................................................................... 4

Тема I. Древние германцы................................................................ 7

Тема II. Франкское общество по данным «Салического закона».... 31

Тема III. Генезис феодальных отношений (на примере франкского общества) 52

Учебники, учебные и учебно-методические пособия. Электронные ресурсы 83

ВВЕДЕНИЕ

Практикум предназначен для проведения практических занятий по первой части дисциплины «История Средних веков», изучаемой на втором курсе исторического факультета. Планы практических занятий по первому модулю «Раннее западноевропейское Средневековье» ориентированы на студентов дневного и заочного отделений исторического факультета (направление подготовки – 050100 Педагогическое образование; профили подготовки: историческое образование, историческое и правовое образование; квалификация (степень) выпускника – бакалавр). Для обоих указанных профилей подготовки на дневном отделении на практические занятия по этому модулю отводится 18 часов (9 занятий), на отделении заочного обучения – 4 часа (2 занятия).

Практикум призван помочь студентам в изучении ряда сложных дискуссионных проблем курса, связанных со становлением феодальных отношений в Западной Европе. В первом полугодии учебного года (третий семестр) на практические занятия выносятся следующие темы: «Древние германцы», «Франкское общество по данным "Салического закона"», «Генезис феодальных отношений (на примере франкского общества)». Они неразрывно связаны друг с другом, и изучение их в предлагаемой последовательности позволяет составить целостное представление о том, что собой представляло дофеодальное общество Западной Европы (на примере германцев, изучаемых накануне их переселения на территорию Западной Римской империи, и франков – вскоре после их переселения), как происходил процесс формирования феодально зависимого населения и крупного землевладения (на примере Франкской державы VII–IX вв.) и в чем выразилось завершение формирования феодальных отношений (на примере Западно-Франкского государства X–XI вв.). Изучение проблем генезиса феодализма основывается на источниках, связанных с историей франкского общества, где, как принято считать, процесс феодального синтеза «варварского» и римского укладов был наиболее сбалансированным, «уравновешенным» и генезис феодальных отношений проходил в варианте, который согласно сложившейся традиции условились считать «классическим». Приступая к подготовке к практическому занятию, студент должен четко представлять место изучаемой темы в истории западноевропейского Средневековья.

По каждой теме в пособии представлены планы занятий, сведения об имеющихся публикациях на русском языке текстов источников или отрывков из них, список обязательной и дополнительной литературы, методические рекомендации по подготовке к занятиям. При подготовке к семинарскому занятию студенту следует внимательно ознакомиться с намеченными к обсуждению вопросами и методическими рекомендациями, проработать рекомендованные источники и литературу. Методика занятий по представленным темам может быть различной. В ходе занятий могут заслушиваться доклады и сообщения студентов по отдельным вопросам темы. При этом те студенты, которые не делают доклада или сообщения, должны быть подготовлены и принимать активное участие в обсуждении рассматриваемой проблематики.

На практических занятиях главное внимание должно уделяться работе с историческими источниками, поэтому все студенты в ходе подготовки должны ознакомиться с содержанием основных источников по теме занятия, быть готовыми к анализу и комментированию их текстов. Начинать работу с каждым новым источником необходимо с его общей характеристики: определения типа и вида источника, выяснения времени и места его возникновения, авторства, языка оригинала, истории его исследования и публикаций, структуры текста и т.д. Все это впоследствии, при анализе содержания источника, поможет определить степень достоверности содержащихся в нем сведений.

Знакомясь с рекомендованной научной литературой, студент должен сопоставлять точки зрения различных исследователей и, отдавая предпочтение той или иной концепции, или, предлагая собственное видение проблемы, обосновывать свою позицию, опираясь на исторические источники, рассматриваемые на практических занятиях.

Изучение тем «Древние германцы», «Франкское общество по данным "Салического закона"» завершается подготовкой студентами самостоятельной работы «Общая характеристика дофеодальных обществ (на примере древних германцев и франков
VI в.)». Изучив тему «Генезис феодальных отношений (на примере франкского общества)», студенты должны подготовить самостоятельную работу на тему «Основное содержание процесса генезиса феодальных отношений и его характерные черты феодализма».

Цель практических занятий – углубление знаний студентов по дисциплине «История Средних веков» в ходе работы с историческими источниками и научной литературой, овладение практическими навыками исследования исторического источника и научного представления его результатов. Практические занятия направлены на формирование у обучающегося ряда компетенций, в том числе:

общекультурных:

– владение культурой мышления, способностью к обобщению, анализу, восприятию информации, постановке цели и выбору путей ее достижения;

– способность логически верно выстраивать устную и письменную речь;

– готовность к толерантному восприятию социальных и культурных различий, уважительному и бережному отношению к историческому наследию и культурным традициям;

– способность понимать движущие силы и закономерности исторического процесса, место человека в историческом процессе, политической организации общества;

– способность использовать навыки публичной речи, ведения дискуссии и полемики;

профессиональных:

– способность использовать систематизированные теоретические и практические знания гуманитарных, социальных и экономических наук при решении социальных и профессиональных задач;

– владение основами речевой профессиональной культуры;

специальных:

– способность определять пространственные рамки исторических процессов и явлений на локальном, национальном и глобальном уровнях;

– способность анализировать исторические события, явления и процессы в их пространственно-временной характеристике;

– способность характеризовать модели общественно-исторического развития;

– способность ориентироваться в научных концепциях, объясняющих единство и многообразие исторического процесса, специфику интерпретации прошлого различными школами и направлениями в исторической науке;

– готовность применять методы комплексного анализа исторических источников для объяснения исторических фактов;

– способность использовать общенаучные принципы и методы познания при анализе конкретно-исторических проблем, при прогнозировании последствий социальных процессов;

– готовность соотносить собственные ценностно-ориента-
ционные установки с исторически сложившимися мировоззренческими системами, религиозными и научными картинами мира.

В соответствии с требованиями ФГОС ВПО по направлению подготовки «реализация компетентностного подхода с целью формирования и развития профессиональных навыков обучающихся» предусматривается использование активных и интерактивных форм проведения практических занятий. Предусматривается проведение коллоквиумов, выполнение письменных самостоятельных заданий, собеседования по прочитанным студентами научным исследованиям, регламентированная учебная дискуссия, подготовка презентаций к занятиям и их защита, подготовка сообщений.

ТЕМА I

ДРЕВНИЕ ГЕРМАНЦЫ

(4 часа)

Занятие 1 (2 ч.)

План занятия

1. Характеристика источников.

2. Хозяйство древних германцев и его отрасли.

Занятие 2 (2 ч.)

Землевладение, община и организация власти
у древних германцев

План занятия

1. Проблема землепользования и землевладения у древних германцев.

2. Общинная и родоплеменная организация древних германцев.

3. Социальная организация древнегерманского общества.

4. Система управления у древних германцев.

5. Становление германских вождеств.

Источники

1. Древние германцы: сборник документов / сост. Б.Н. Граков, С.П. Моравский, А.И. Неусыхин. – М.: Государственное издательство социально-экономической литературы, 1937. – 228 с.

2. Учебно-методический комплекс по истории Средних веков: учеб. пособие для ист. фак. ун-тов по специальности «История» – 032600: в 5 кн. Кн. 1: Авторская программа курса. Практикум / под ред. С.А. Васютина. – М.: Книжный дом Университет, 2008. – 407 с.

3. Учебно-методический комплекс по истории Средних веков: учеб. пособие для ист. фак. ун-тов по специальности «История» – 032600: в 5 кн. Кн. 2: Лекции по раннему Средневековью / под ред. С.А. Васютина. – М.: Книжный дом Университет, 2008. – 408 с.

4. Учебно-методический комплекс по истории Средних веков: учеб. пособие для ист. фак. ун-тов по специальности «История» – 032600: в 5 кн. Кн. 3: Лекции по классическому и позднему Средневековью / под ред. С.А. Васютина. – М.: Книжный дом Университет, 2008. – 352 с.

5. Учебно-методический комплекс по истории Средних веков: учеб. пособие для ист. фак. ун-тов по специальности «История» – 032600: в 5 кн. Кн. 4: Авторская программа курса. Планы семинарских занятий. Хрестоматия / под ред. С.А. Васютина. – М.: Книжный дом Университет, 2008. – 304 с.

6. Хрестоматия по истории средних веков / под ред. С.Д. Сказкина. – М.: Высшая школа, 1961. – Т. 1. – 471 с.

1. Алексеев В.П. История первобытного общества / В.П. Алексеев, А.И. Першиц. – М.: Высшая школа, 1990. – 298 с.

2. Бимахимов К.С. «Современная школа» буржуазной медиевистики ФРГ о древнегерманской королевской власти / К.С. Бимахимов // Проблемы всеобщей истории. – М.: Наука, 1976. – С. 261–289.

3.Буданова В.П.Варварский мир эпохи Великого переселения народов / В.П. Буданова. – М.: Наука, 2000. – 544 с.

4.Горский А.А.Социально-экономические условия в эпоху классообразования и понятие «военная демократия» / А.А. Горский // Средние века. – М.: Наука, 1986. – Вып. 49. – С. 213–220.

5.Грацианский Н.П. К вопросу об аграрных отношениях у древних германцев времени Цезаря / Н.П. Грацианский // Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья: сборник статей. – М.: АН СССР, 1960. – С. 51–71.

6. Гуревич А.Я. Аграрный строй варваров / А.Я. Гуревич // История крестьянства в Европе: Эпоха феодализма. Т. 1: Формирование феодально зависимого крестьянства. – М.: Наука, 1985. – С. 90–126.

7.Гуревич А.Я Избранные труды. Т. 1: Древние германцы. Викинги / А.Я. Гуревич – М.; СПб.: ЦГНИИ ИНИОН РАН: Университетская книга, 1999. – 360 с.

8. Дряхлов В.Н. Войны германских племен с Римом в III в. и их влияние на развитие древнегерманского общества на Рейне /
В.Н. Дряхлов // Вестник древней истории. – 1987. – № 2. – С. 151–168.

9. Дуров В.С. Юлий Цезарь – человек и писатель / В.С. Дуров. – Л.: ЛГУ. – 1991. – 206 с.

10.Жумагулов К.Т.Аграрный строй древних германцев в трактовке археологов ФРГ/ К.Т. Жумагулов // Средние века. – М.: Наука, 1987. – Вып. 50. – С. 282–289.

11. История первобытного общества: эпоха классообразования / под. ред. Ю.В. Бромлея. – М.: Наука, 1988. – 568 с.

12. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства / Ф. Кардини. – М.: Прогресс, 1987. – 360 с.

13. Кнабе Г.С.Корнелий Тацит. Время. Жизнь. Книги / Г.С. Кнабе. – М.: Наука, 1981. – 210 с.

14.Колесницкий Н.Ф. Этнические общности и политические образования у германцев I–V вв. / Н.Ф. Колесницкий // Средние века. – М.: Наука, 1985. – Вып. 48. – С. 5–26.

15.Косвен М.О.Семейная община и патронимия / М.О. Косвен. – М.: АН СССР, 1963. – 220 с.

16.Крадин Н.Н. Политическая антропология: учебное пособие / Н.Н. Крадин. – М.: Ладомир, 2001. – 213 с.

17. Ковалевский С.Д. К вопросу о понятии «военная демократия» / С.Д. Ковалевский // Средние века. – М.: Наука, 1983. –
Вып. 46. – С. 188–213.

18.Колесницкий Н.Ф. Феодальное государство (VI–ХV вв.) / Н.Ф. Колесницкий. – М.: Просвещение, 1967. – 272 с.

19. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада: пер.
с фр. / Ж. Ле Гофф; общ. ред. Ю.Л. Бессмертного; послесл.
А.Я. Гуревича. – М.: Прогресс, Прогресс-Академия, 1992. – 376 с.

20. Опыт тысячелетия. Средние века и эпоха Возрождения: быт, нравы, идеалы / М. Тимофеев [и др.]. – М.: Юристъ, 1996. – 576 с.

21. Межуга В.И. Королевская власть и церковь во Франкском государстве / В.И. Межуга // Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе (VI–XVII вв.). – Л.: Наука, 1990. –
С. 46–70.

22. Мелетинский Е.М.Германо-скандинавская мифология /
Е.М. Мелетинский, А.Я. Гуревич // Мифы народов мира: энциклопедия. Т. 1. – М.: Советская энциклопедия, 1991. – С. 284–292.

23.Мельникова Е.А. От племени к раннему государству. Железный век / Е.А. Мельникова // История Дании с древнейших времен до начала XX века. – М.: Наука, 1996. – С. 26–29.

24.Мильская Л.Т. Александр Иосифович Неусыхин: тернистый путь ученого / Л.Т. Мильская // Новая и новейшая история. – 1992. – № 3. – С. 147–173.

25. Неусыхин А.Н. Военные союзы германских племен начала нашей эры / А.И. Неусыхин // Проблемы европейского феодализма: избранные труды. – М.: Наука, 1974. – С. 390–412.

26. Неусыхин А.И.К вопросу об исследовании общественного строя древних германцев / А.И. Неусыхин // Проблемы европейского феодализма: Избранные труды. – М.: Наука, 1974. – С. 377–389.

27.Неусыхин А.И.Очерки истории Германии в средние века (до XV в.) / А.И. Неусыхин // Проблемы европейского феодализма: избранные труды. – М.: Наука, 1974. – С. 218–225.

28.Неусыхин А.И. Эволюция общественного строя варваров от ранних форм общины к возникновению индивидуального хозяйства / А.И. Неусыхин // История крестьянства в Европе. Эпоха феода-лизма. Т. 1: Формирование феодальнозависимого крестьянства. – М.: Наука, 1985. – С. 137–139.

29. Представления о смерти и локализация иного мира у древних кельтов и германцев / под. ред. Т.А. Михайловой. – М.: Языки славянских культур, 2002. – 464 с.

30.Репина Л.П. Варварский мир / Л.П. Репина // Средневековая Европа глазами современников и историков. Ч. I: Рождение и становление средневековой Европы, V–XI вв. – М.: Интерпракс, 1995. – С. 44–48.

31.Сказкин С.Д. Очерки из истории западноевропейского крестьянства в средние века / С.Д. Сказкин. – М.: Медиа, 1968. – 381 с.

32. Свод этнографических понятий и терминов. Социально-экономические отношения и соционормативная культура / под ред. Ю.В. Бромлея. – М.: Наука, 1986. – 240 с.

33.Тодд М. Варвары. Древние германцы. Быт, религия, культура / М. Тодд. – М.: Центрполиграф, 2005. – 223 с.

34. Утченко С.Л. Юлий Цезарь / С.Л. Утченко. – М.: Мысль, 1976. – 365 с.

35. Хлевов А.А. Предшественники викингов. Северная Европа в I–VIII веках / А.А. Хлевов. – СПб.: Евразия, 2002. – 336 с.

36. Шкунаев С.В.Племенной мир Европы до эпохи поздней империи. Германские племена и союзы племен / С.В. Шкунаев // История Европы с древнейших времен до наших дней. Т. 1: Древняя Европа. – М.: Наука, 1988. – С. 594–605.

Документы

ЗАПИСКИ О ГАЛЛЬСКОЙ ВОЙНЕ

Книга 1. гл. 31 ...Арверны и секваны пригласили [на помощь] германцев за плату. Сначала германцев перешло к ним через Рейн 15 тысяч человек. Но после того как этим Диким варварам понравились и землями образ жизни, и богатства галлов, их переправилось очень много: в настоящее время их набралось в Галлии до 120 тысяч...

Гл. 33 ...Цезарь видел, что если германцы постепенно привыкнут переходить Рейн и их наберется в Галлии много, то это явится большой опасностью для самого римского народа; он понимал, что, овладевши всей Галлией, германцы – эти дикие варвары – не удержатся от нашествия па римскую провинцию, а оттуда на Италию...

Гл. 48 ...Ариовист все эти дни удерживал свою пехоту в лагере, но ежедневно состязался в кавалерийском бою. Это был тот род сражения, в котором германцы усовершенствовались. У них было б тысяч всадников и столько же пехотинцев, самых храбрых и проворных, которых каждый всадник выбирал себе по одному из всего войска для своей защиты. Они сопровождали всадников во время сражений; под их прикрытием всадники отступали; они сбегались [на защиту], когда всадникам приходилось туго; если кто-нибудь падал с лошади, получивши тяжелую рану, они его окружали.
В случаях продвижения на необычно далекое расстояние или особенно быстрого отступления их скорость благодаря упражнению оказывалась такой большой, что, держась за гриву лошадей, они не отставали от всадников.

Гл. 50 ...Когда Цезарь стал расспрашивать пленных, почему Ариовист не вступал в сражение, он узнал, что причиной этого был существующий у германцев обычай [а именно]: матери семейств на основании гаданий по жеребьевым палочкам и прорицаний провозглашают, целесообразно ли вступать в битву или нет, и они сказали так: не дозволено германцам победить, если они вступят в сражение до наступления новолуния.

Гл. 51 ...[Тогда германцы] вывели из лагеря свое войско и построили его по племенам так, что все племена – гаруды, маркоманны, трибоки, вангионы, неметы, седузии, свевы – находились на равном расстоянии друг от Друга. Они окружили всю свою боевую линию дорожными повозками и телегами, чтобы не оставалось никакой надежды на бегство. На них они посадили женщин, которые, простирая к ним руки, со слезами умоляли идущих в битву воинов не отдавать их в рабство римлянам.

Книга IV. гл. 1. Следующей зимой, в год консульства Гнея Помпея и Марка Красса, германские племена узипетов и тенктеров большими массами перешли Рейн недалеко от впадения его в море. Причиной перехода было то обстоятельство, что их в течение многих лет тревожили свевы, которые теснили их войной и мешали им возделывать поля.

Племя свевов – самое большое и воинственное из всех германских племен. Говорят, что у них сто округов и каждый [округ] ежегодно высылает из своих пределов на войну по тысяче вооруженных воинов. Остальные, оставаясь дома, кормятсебя и их; через год эти [последние] в свою очередь отправляются на войну, а те остаются дома. Благодаря этому не прерываются ни земледельческие работы, ни военное дело. Но земля у них не разделена и не находится в частной собственности, и им нельзя более года оставаться на одноми том же месте для возделывания земли.

Они питаются не столько хлебом, сколько – и главным образом – молоком и за счет скота: они много охотятся: Все это, вместе взятое, а также свойства пищи, ежедневные военные упражнения, свободный образ жизни, в силу которого они, не приучаясь с самого детства ни к повиновению, ник порядку, ничего не делают против своей воли, – все этоукрепляет их силы и порождает людей столь огромного роста. Кроме того, они приучили себя, [живя] в странах с очень холодным [климатом], не носить никакой другой одежды, кроме звериных шкур, которые вследствие их небольших размеров оставляют значительную часть тела открытой, а также привыкли купаться в реках.

Гл 2. Купцам ониоткрывают доступ к себе больше для того, чтобы иметь кому продать захваченное на войне, чем потому, что они сами нуждаются в каком бы то ни было ввозе. Германцы не пользуются даже привозными лошадьми, которымигаллы так дорожат – некоторых они приобретают за высокую цену, а используют своих туземных лошадей, низкорослых и невзрачных, и доводят их ежедневными упражнениями до величайшей выносливости. Во время конных боев они часто соскакивают с коней – сражаются пешие; коней же они приучили оставаться на том же месте, а в случае надобности быстро вновь садятся на них;по их понятиям, нет ничего более постыдного ималодушного, как пользоваться седлами. Поэтому они осмеливаются – даже будучи в незначительном количестве – нападать на какое угодно число всадников, употребляющих седла. Вино они вовсе не позволяют себе ввозить, так как полагают, что оно изнеживает людей и сделает их неспособными к труду.

Гл. 3. Они видят самую большую славу для народу в том, чтобы как можно более обширные земельные территории вокруг его границ оставались ненаселенными и невозделанными; это обозначает, по их мнению, что многие племена не смогли противостоять силе этого народа Так, в одном направлении от границ области свевов действует, как говорят, территория шириной около 600 тысяч шагов . С другой стороны к ним примыкают убии; их страна была, по понятиям германцев, обширной и цветущей, а народ несколько более культурным, чем прочие германцы, так как убии живут на берегу Рейна, к ним заходит много купцов, и, благодаря близости к галлам, они усвоили их нравы. Свевы часто мерялись с ними силами в многочисленных войнах; и хотя они благодаря значительности и могуществу [убиев] не смогли изгнать [этих последних] из их страны, они превратили их, однако, в своих данников и сделали их гораздо более слабыми и малосильными.

Книга VI. гл. 21. [Быт] германцев сильно отличается от этого образа жизни . Ибо у них нет друидов , руководящих обрядами богослужения, и они не особенно усердствуют в жертвоприношениях. В качестве богов они почитают лишь солнце, огонь и луну, то есть только те [силы природы], которые они видят [собственными глазами] и в благоприятном влиянии которых имеют возможность воочию убедиться; об остальных богах они даже не слышали. Вся их жизнь проходит в охоте и военных занятиях: с раннего детства они [закаляются], приучаясь к тяготам их сурового образа жизни.

Гл 22. Они не особенно усердно занимаются земледелием и питаются главным образом молоком, сыром и мясом. И никто из них не имеет в собственности земельного участка точных размеров или с определенными границами , но должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников, где и сколько они найдут нужным, земли, а через год принуждают их перейти на другое место. [Германцы] приводят многочисленные основания [для объяснения] такого порядка: [по их словам] он не дает им прельститься оседлым образом жизни и променять войну на земледельческую работу; благодаря ему никто не стремится к расширению своих владений, более могущественные не сгоняют [с земли] более слабых, и никто не посвящает слишком много забот постройке жилищ для защиты от холода и зноя; [наконец, этот порядок] препятствует возникновению жадности к деньгам, из-за которой происходят партийные распри и раздоры, и [помогает] поддерживать спокойствие в простом народе ощущением имущественного равенства его с самыми могущественными людьми.

Гл. 23. Величайшей славой пользуется у них то племя, которое, разорив ряд соседних областей, окружает себя как можно более обширными пустырями. [Германцы] считают отличительным признаком доблести [данного племени] то обстоятельство, что изгнанные из своих владений соседи его отступают и никто не осмеливается поселиться вблизи этого племени; вместе с тем оно может считать себя [благодаря этому] в большей безопасности на будущее время и не бояться внезапных неприятельских вторжений. Когда племя ведет наступательную или оборонительную войну, то избираются должностные лица, несущие обязанности военачальников и имеющие право распоряжаться жизнью и смертью [членов племени]. В мирное время у племени нет общего правительства, старейшины отдельных областей и округов творят там суд и улаживают споры. Разбойничьи набеги, если только они ведутся вне территории данного племени, не считаются позором; [германцы] выставляют на вид их необходимость как упражнения для юношества и как средство против праздности. И вот, когда кто-либо из первых лиц в племени заявляет в народном собрании о своем намерении предводительствовать [в военном предприятии] и призывает тех, кто хочет следовать за ним, изъявить свою готовность к этому, тогда подымаются те, кто одобряет и предприятие, и вождя, и, приветствуемые собравшимися, обещают ему свою помощь; те из обещавших, которые не последовали [за вождем], считаются беглецами и изменниками и лишаются впоследствии всякого доверия. Оскорбить гостя [германцы] считают грехом; по какой бы причине ни явились к ним [гости], они защищают их от обиды, считают их личность как бы священной и неприкосновенной, предоставляют в их распоряжение свой дом и разделяют с ними свою пищу.

Практикум по истории Средних веков для студентов-заочников исторических факультетов педагогических институтов / М.Л. Абрамсон, С.А. Сливко, М.М. Фрейденберг. – М., 1981. – Вып. I. – С. 9–13.

ПУБЛИЙ КОРНЕЛИЙ ТАЦИТ

ГЕРМАНИЯ

Гл. I. Германия в целом отделяется от [страны] галлов, ретов и паннонцев реками Рейном и Дунаем, а от сарматов и даков – взаимным страхом, а также горами; остальное окружает Океан, заключающий в себе обширные заливы и огромные пространства островов... Рейн, берущий начало на обрывистых и недоступных вершинах Ретийских Альп, делает небольшой поворот к западу и вливается в северный Океан...

Гл. II. Я думаю, что сами германцы являются коренными жителями [своей страны], совсем не смешанными с другими народами вследствие ли переселения [их] или мирных сношений [с ними], так как в прежние времена те, кто хотел переселяться, прибывали не сухим путем, а на кораблях. Океан же, простирающийся по ту сторону Германии на огромное пространство и, так сказать, противоположный нам, редко посещается кораблями с нашей стороны. Притом, не говоря уже об опасностях плавания по страшному и неизвестному морю, кто же оставит Азию, Африку или Италию для того, чтобы устремиться в Германию с ее некрасивыми ландшафтами, суровым климатом и наводящим тоску видом вследствие невозделанности, если только она не его родина?

В своих старинных песнях, являющихся у германцев единственным видом исторических преданий и летописей, они славят
рожденного землей бога Туискона и его сына Манна как основателей своего племени, от которых оно происходит. Они приписывают Манну трех сыновей, по имени которых ближайшие к Океану германцы называются ингевонами, живущие внутри страны – герминонами, а остальные – истевонами... Имя же «Германия» новое и недавно вошедшее в употребление...

Гл. IV. ...У них у всех [т.е. у германцев] одинаковый внешний вид, насколько это возможно в таком большом количестве людей: свирепые темно-голубые глаза, золотистого цвета волосы, большое тело, но сильное только при нападении, а для напряженной деятельности и трудов недостаточно выносливое; жары и зноя они совсем не могут переносить, к холоду же и голоду они приучены [своим] климатом и почвой.

Гл. V. Хотя [их] страна и различна до некоторой степени по своему виду, но в общем она представляет собой или страшный лес, или отвратительное болото. Та часть ее, которая обращена к Галлии, – более сырая, а в части, примыкающей к Норику и Паннонии, больше ветров; для посевов она плодородна, но не годится для разведения фруктовых деревьев; скотом изобильна, но он большей частью малорослый, даже рабочий скот не имеет внушительного вида и не может похвастаться рогами. Германцы любят, чтобы скота было много: в этом единственный и самый приятный для них вид богатства. В з олоте и серебре боги им отказали, не знаю – уж по благосклонности к ним или же потому, что разгневались на них. Я, однако, не утверждаю, что в Германии совсем нет месторождений серебра и золота; но кто их разведывал? Впрочем, германцы и не одержимы такой страстью к обладанию [драгоценными металлами] и к пользованию ими [как другие народы]; у них можно видеть подаренные их послам и старейшинам серебряные сосуды не в меньшем пренебрежении, чем глиняные. Впрочем, ближайшие [к Рейну и Дунаю племена] ценят золото и серебро для употребления в торговле: они ценят некоторые виды наших монет и отдают им предпочтение; живущие же внутри страны пользуются более простой и древней формой торговли, а именно – меновой. Из монет они больше всего одобряют старинные и давно известные – серраты и бигаты; вообще они домогаются больше серебра, чем золота, не из любви к нему, а потому что при торговле обыкновенными и дешевыми предметами удобнее иметь запас серебряных монет.

Гл. VI. Железа у них тоже немного, как это можно заключить по характеру их наступательного оружия. Они редко пользуются мечами или длинными копьями, а действуют дротиком, или, как они его называют, фрамеей, с узким коротким железным наконечником, оружием настолько острым и удобным, что одним и тем же дротиком они, смотря по обстоятельствам, сражаются и врукопашную и издали. Даже всадники довольствуются фрамеей и щитом, пехотинцы же пускают и метательные копья, каждый по нескольку штук, причем они, голые или в коротком плаще, мечут их на огромное расстояние. У германцев совсем нет хвастовства роскошью [оружия]; только щиты они расцвечивают изысканнейшими красками.
У немногих [имеется] панцирь, а шлем, металлический или кожаный, едва [найдется] у одного или двух. Их лошади не отличаются ни внешней красотой, ни быстротой; да германцы и не научились делать разные [поворотыи]круги по нашему обычаю: они гонят [своих лошадей] или прямо, или вправо таким сомкнутым кругом, чтобы никто не оставался последним.

Вообще они считают, что пехота сильнее [конницы], и поэтому сражаются смешанными отрядами, вводя в кавалерийское сражение и пехоту, быстротой своей приспособленную к этому и согласованную с конницей; таких пехотинцев выбирают из всей молодежи и ставят их впереди боевой линии. Число их определенное – по сотне из каждого округа; они так и называются у германцев [«сотнями»], а то, что раньше действительно обозначало количество, теперь стало названием [отряда] и почетным именем.

Боевой строй [германцев] составляется из клиньев. Отступить, но с тем, чтобы вновь наступать, [у них] считается не трусостью а благоразумием. Тела своих [убитых и раненых] они уносят с поля битвы даже тогда, когда исход ее сомнителен. Оставить свой щит – особенно позорный поступок: обесчестившему себя таким образом нельзя присутствовать при богослужении или участвовать в народном собрании, и многие, вышедшие живыми из битвы, кончают свою позорную жизнь петлей.

Гл. VII. Королей [германцы] выбирают по знатности, а военачальников – по доблести. [При этом] у королей нет неограниченной или произвольной власти, и вожди главенствуют скорее [тем, что являются] примером, чем на основании права приказывать, тем, что они смелы, выделяются [в бою], сражаются впереди строя и этим возбуждают удивление. Однако казнить, заключать в оковы и подвергать телесному наказанию не позволяется никому, кроме жрецов, да и то не в виде наказания и по приказу вождя, но как бы по повелению бога, который, как они верят, присутствует среди сражающихся; в битву они приносят взятые из рощ священные изображения и значки. Но что является особенным возбудителем их храбрости, – это то, что их турмы и клинья представляют собой не случайные скопления людей, а составляются из семейств и родов, а вблизи находятся милые их сердцу существа, и оттуда они слышат вопль женщин и плач младенцев; для каждого это самые священные свидетели, самые ценные хвалители: свои раны они несут к матерям и женам, а те не боятся считать их и осматривать, они же носят сражающимся пищу, а также поощряют их.

Гл. VIII. Рассказывают, что иногда колеблющиеся и расстроенные ряды восстанавливались женщинами благодаря их неумолчным мольбам и тому, что они подставляли свои груди и указывали на неизбежный плен, которого германцы боятся, особенно для своих женщин, до такой степени, что крепче связаны бывают своими обязательствами те германские племена, которые вынуждены в числе своих заложников давать также знатных удевушек.

Они думают, что в женщинах есть нечто священное и вещее, не отвергают с пренебрежением их советов и не оставляют без внимания их прорицаний...

Гл. IX. Из богов германцы больше всего почитают Меркурия, которому в известные дни разрешается приносить также человеческие жертвы. Геркулеса и Марса они умилостивляют назначенными для этого животными... Однако германцы считают не соответствующим величию божественных существ заключать их в стены храмов, а также изображать их в каком-либо человеческом виде; они посвящают им рощи и дубравы и именами богов называют то сокровенное, что созерцают только с благоговением.

Гл. X. Гадание по птицам и по жеребьевым палочкам они почитают, как никто... И это также им известно – гадать по голосам и полету птиц. Особенностью же этого народа является то, что он ищет предзнаменований и предостережений также и от лошадей.
В тех же рощах и дубравах [которые посвящены богам] на общественный счет содержатся [такие лошади], белые и не оскверненные никакой работой для смертных. Их, запряженных в священную колесницу, сопровождают жрец вместе с королем или вождем племени и примечают их ржание и фырканье; и ни к какому гаданию германцы не относятся с большей верой и притом не только простолюдины, но и знать; жрецы считают себя служителями богов, a коней – посвященными в их тайны. Есть у германцев и другой способ наблюдать за знамениями, при помощи которого они стараются узнать исход важных войн. Они сводят взятого каким-нибудь образом в плен воина того народа, с которым ведется война, с избранным из числа своих соплеменников, каждого со своим национальным оружием, и победа того или другого принимается как предзнаменование.

Гл. XI. О менее значительных делах совещаются старейшины, о более важных – все, причем те дела, о которых выносит решение народ, [предварительно] обсуждаются старейшинами. Сходятся в определенные дни, если только не произойдет чего-нибудь неожиданного и внезапного, а именно в новолуние или полнолуние, так как германцы верят, что эти дни являются самыми счастливыми для начала дела. Они ведут счет времени не по дням, как мы, а по ночам; так они делают при уговорах и уведомлениях; они думают, что ночь ведет за собой день. Из свободы у них вытекает тот недостаток, что они собираются не сразу, как бы по чьему-нибудь приказанию, но у них пропадает два и три дня из-за медлитель

Эволюция политического строя и военных навыков

Варварское общество еще не делилось на сословия и не имело механизмов, благодаря которым часть населения могла бы быть освобождена от производительного труда. Варварская армия - это крестьянская армия, со всеми вытекающими последствиями. Римляне отмечали, что германцы, хотя и превосходят легионеров силой, но значительно уступают им опытом, во-первых, охотничья практика позволяла каждому приобрести кое-какой опыт в обращении с метательным оружием. Сами же германцы всегда считали себя полноценными воинами и гордились этим.

Среди особенностей военного искусства древних германцев наиболее часто упоминаются две: оригинальное сочетание безрассудной храбрости с полным отсутствием стойкости и предпочтение метательного оружия контактному.

Германцы стремились ошеломить противника внезапностью атаки, боевым кличем и градом дротиков. Если же это не удавалось, они сразу отступали. Таких атак могло быть предпринято несколько, но до рукопашной дело так и не доходило, либо в ближний бой вступала только небольшая часть воинов.

Последовательное уклонение от ближнего боя действительно позволяло варварам избежать больших потерь. Проблема заключалась только в том, что оно позволяло избежать каких-либо потерь и их противнику. Ранить щитника в строю можно было, только выпустив в него с десяток стрел.

Да и невозможно было вечно бегать от врага. Партизанские методы войны хороши всем, вот только защитить гражданское население партизаны не способны. Придерживаясь тактики “бей и беги”, германцы осуществляли успешные набеги, но защитить свою землю от легионов не могли.

Варвары получали от цивилизованных народов не только технические, но и военные знания. Когда римляне переправились через Рейн, германцы получили возможность ознакомиться с их тактикой и успешно воспроизвели ее. Варвары обзавелись тяжелыми щитами из кожи и дуба, и стали выстраиваться в “свиную голову” (заостренное спереди каре) или хирд (классическую фалангу).

Проблема была только в том, что переход к действиям в составе фаланги требовал полного преодоления племенного сепаратизма. А это предполагало резкое увеличение полномочий вождя. И возрастание его доли в добыче. Ведь построить варваров (в прямом и переносном смысле слова) он мог, только опираясь на свою дружину.

Условием участия основной массы воинов в сражении было то, что вождь со своей дружиной встанет в первый ряд. Отсюда, кстати, и выступ на переднем фасе франкской “свиной головы”. Впереди становился вождь с телохранителями, за ним “племенная знать”, за знатью дружина, а уже затем только ополченцы.

Иногда хирд прикрывался небольшим числом лучников. Кавалерия, если она имелась, действовала отдельно от пехоты. Ведь боевые кони были у вождей и дружинников, и, если в битве участвовало ополчение, дружина должна была смешиваться.

По сведениям Тацита железо, судя по изготовляемому ими оружию, у них не в избытке. Редко кто пользовался мечами и пиками большого размера; они имели при себе копья, или, как сами называли их на своем языке, фрамеи, с узкими и короткими наконечниками, однако настолько острыми и удобными в бою, что тем же оружием, в зависимости от обстоятельств, они сражались как издали, так и в рукопашной схватке. И всадник также довольствовался щитом и фрамеей, тогда как пешие, кроме того, метали дротики, которых у каждого несколько, и они бросали их поразительно далеко. Коней германцы не обучали делать повороты в любую сторону, как это принято, например, у римлян: их гонят либо прямо вперед, либо с уклоном вправо, образуя настолько замкнутый круг, чтобы ни один всадник не оказался последним. И вообще говоря, германская сила больше в пехоте; по этой причине они и сражались вперемешку; пешие, которых они для этого отбирали из всего войска и ставили впереди боевого порядка, так стремительны и подвижны, что не уступали в быстроте всадникам и действовали сообща с ними в конном сражении. Установлена и численность этих пеших: от каждого округа по сотне. В целом способ ведения войны у германцев основывался на храбрости отдельных воинов, а не на совместных тактических действиях. В битве германцы строились клинообразно, причем разделялись по семьям и родам на отряды, каждый со своим знаменем - «изображением и священным знаком». Податься назад, чтобы затем снова броситься на врага, - считалось у них воинскою сметливостью, а не следствием страха. Был обычай начинать битву стремительно, с песнями и звоном оружия. Тела своих германцы они уносили, даже потерпев поражение. Бросить щит, и вообще, потеря оружия - величайший позор, крайнее бесчестие, и подвергшемуся такому бесчестию возбранялось присутствовать на священнодействиях и появляться в народном собрании, и многие, сохранив жизнь в войнах, покончили со своим бесславием, накинув на себя петлю. Геройски пасть в битве, умереть на своем щите - вот что было в его глазах высшей славой, истинной целью жизни.

Важным фактором в бою была местность. Тацит сообщает, что для германцев выгоднее было удерживать неприятеля в лесах, где не обремененные защитными панцирями германцы ловко двигались между деревьями и могли увернуться от копий противника. Германцы не могли устоять в правильных битвах на подходящей для этого местности: «…им помогали леса, болота, короткое лето и ранняя зима» (Тацит); в действиях против германцев противник не столько страдал от ран, сколько от больших расстояний, которые им приходилось проходить, и от убыли вооружения.

К III веку с разложением первобытнообщинного строя у германцев постепенно меняется образ жизни, их нравы, быт, само общество. Все это отпечаток «общения» с цивилизованными народами. И в военных моментах также наблюдается прогресс. Тацит отмечает это в «Анналах»: «Германцы не бросаются беспорядочно на врага, как это некогда бывало у них, и не дерутся нестройными толпами; ибо за время длительной войны с нами они научились следовать за значками, приберегать силы для решительного удара и повиноваться военачальникам».

Морской грабеж приносил богатую добычу, а также рабов для продажи. Усовершенствовались земледелие и скотоводство. Последнее позволило вывести превосходные породы лошадей, благодаря этому германцам удалось создать конницу, которая стала их главной военной силой.

Разложение первобытнообщинного строя достигло у германцев той стадии, когда большое значение приобрели военные походы для захвата добычи и новых земель. Появились большие массы людей, которые не нашли применения своим силам на родине и были вынуждены искать свое счастье в других землях. Очень часто они стали вербоваться в римские войска. Охотно пользовались услугами германских воинов и особенно конницы римские императоры и узурпаторы во время бесконечных междоусобных войн III века. Для них важны были не только высокие боевые качества германцев, но и тот факт, что они не имели, подобно римским солдатам, тесных связей с местным населением империи. Многие германцы, которые служили Риму, получали землю в пограничных областях империи. Они обязаны были обрабатывать ее и защищать. За службу в армии командиры германцев наделялись правом римского гражданства, а их земельные участки переходили к сыновьям в том случае, если те тоже поступали служить в римскую армию. Часто императорское правительство снабжало их зерном и скотом, инвентарем и даже рабами, чтобы помочь им наладить свое хозяйство. Эта система все больше и больше развивалась и постепенно заменила прежнюю систему клиентских царств, которая к III веку окончательно изжила себя. Опыт маркоманских войн показал императорам, что первыми выступают против владычества империи те народы, которые больше, других страдали от непомерной дани. Но к III веку ситуация в корне изменилась: теперь, наоборот, императоры вынуждены были платить соседним племенам большие подати, чтобы купить мир с ними, если же выплата таких субсидий задерживалась, племенные вожди являлись в империю вместе с войсками, чтобы с оружием в руках потребовать своевременную плату.

В I-II вв. н.э. большинство европейских племен переживало период быстрого развития. Именно в этот период наметились экономические и социальные предпосылки для образования больших племенных союзов, следствием которых стало возникновение народов, игравших в дальнейшем главную роль в истории средневековой Европы.

Германцы населяли преимущественно северные области Европы (Скандинавию, Ютландию) и бассейн Рейна. На рубеже нашей эры они жили на Рейне и Майне (приток Рейна) и на нижнем Одере. На Шельде и побережье Германского (Северного) моря - фризы (Фрисландия), к востоку от них англосаксы. После переселения англосаксов в Британию в V в. фризы продвинулись к востоку и заняли земли между Рейном и Везером (в VII-VIII вв. их подчинили франки).

В III в. нижнерейнские области заняли франки: ближе к морю продвигаются салические франки, а на среднем Рейне осели рипуарские франки (район Кельна, Трира, Майнца). До появления франков в этих местах известны многочисленные мелкие племена (хамавы, хаттуары, бруктеры, тенктеры, ампии тубанты, узипии, хазуарии). Этническая интеграция, вероятно, привела к сближению и частичному поглощению, даже ассимиляции некоторых в рамках военно-политического союза, что нашло свое отражение в новом этнониме. "Франк" – "свободный", "отважный" (в тот период слова-синонимы); то и другое считалось характерным признаком полноправного члена организации коллектива, представленного войском, народным ополчением. Новый этноним подчеркивает принцип политического равноправия всех объединившихся племен. В IV в. эпические франки двинулись на земли Галлии. Эльба делила племена свевской группы на западных и восточных (гото-вандальские). Из свевов в III в. выделились алеманны, осевшие в верховьях Рейна и Майна.

Саксы появились в устье Эльбы в I в. н.э. Они подчинили, а затем ассимилировали некоторые другие германские племена, жившие на Везере (хавков, ангривариев, энгров), и стали продвигаться к побережью Германского моря. Оттуда вместе с англами совершали набеги на Британию. Другая часть саксов осталась в бассейне Эльбы, их соседями были лангобарды.

Лангобарды выделились из виннилов и получили новый этноним, указывающий на характерный этнический признак - длиннобородые (или по иному объяснению лексического значения - вооруженные длинными копьями). Позже лангобарды двинулись на юго-восток, достигли бассейна Моравы, а затем заняли сначала область ругов (Rugiland), а потом Паннонию.

Руги жили на Одере, а к III в. ушли в долину Тиссы. Скиры с Нижней Вислы в III в. дошли до Галиции. Вандалы на Эльбе были соседями лангобардов. В III в. одна ветвь вандалов (силинги) осела в Богемском лесу, откуда позднее ушла на запад, к Майну, другая (асдинги) поселилась в южной Паннонни по соседству с свевами, квадами, маркоманнами.

На Дунае жили квады и маркоманны, после маркоманнских войн они заняли территорию Декуматских полей. С конца IV в. известны тюринги; объединившись с остатками англов и варнами, они заняли обширные области между Рейном и верхним Озером, а к V в. тюринги расширили свои границы до Дуная. Этнические процессы в среде маркоманнов, свевов, квадов, оказавшихся в IV в. в верхнедунайских областях, привели к появлению нового этноса - баваров, занимавших часть территории Словакии, позже Паннонии, Норика. Со временем они распространились к югу от Дуная. Алеманны, теснимые тюрингами и баварами, перешли на левый берег Рейна (в районе Эльзаса).

Дунай был не только границей римского и варварского мира, он стал главной дорогой переселения, сближения и столкновения народов различного этнического происхождения. В бассейне Дуная и его притоков жили германцы, славяне, кельты дунайские племена нориков, паннонцев, даков, сарматов.

В IV в. по Дунаю прошли гунны со своими союзниками и авары. В конце IV в. н.э. гунны соединились с аланами, обитавшими тогда в степях Предкавказья. Аланы подчинили и ассимилировали соседние племена, распространили на них свой этноним, а затем разделились под натиском гуннов. Часть ушла в горы Кавказа, остальные вместе с гуннами пришли на Дунай. Гунны, аланы и готы считались наиболее опасными врагами Римской империи (в 378 г. при Адрианополе гунны и аланы выступили на стороне готов). Аланы рассеялись по Фракии и Греции, дошли до Паннонии и даже Галлии. Далее двигаясь на запад, в Испанию и Африку, аланы соединились с вандалами.

В дунайских областях в IV-V вв. в большом количестве расселились также славяне (склавы или славы) и германцы (готы, лангобарды, гепиды, герулы).

В северных областях Европы жили даны, англы, варны, юты (в Голштинии, на полуострове Ютландия и близлежащих островах), норвеги, шведы, гауты (в Скандинавии).

В III веке н.э. германские племена объединялись в прочные племенные союзы, в которых главную роль играли выходцы из внутренних областей Германии. Уже раньше германские племена объединялись в военные союзы. Но эти союзы существовали недолго и распадались, а входившие в них племена снова обособлялись. Так, например, сложившийся в середине I в. до н.э. свебский союз объединил под своей властью почти всю Германию. Но после поражения Ариовиста в войне с Цезарем союз распался. Позже сложилось еще несколько подобных союзов (маркомано-свебский союз Маробода в конце I в. до н.э., союз херусков под руководством Арминия в начале новой эры), но они были непрочны и распались после гибели их основателей. Племенные объединения, возникшие в III-IV вв. в пределах Германии и на отвоеванной территории, оказались более жизнеспособными и превратились в конечном результате в новые этнические общности.

В III-IV веках особенно активизировались племена Северо-восточной Германии, которые были сильнее остальных германских племен в военном отношении. У них была довольно развитая торговля, которую они вели с империей, со Скандинавией и ближайшими областями Восточной Европы. В восточной части Германии и на берегах Балтийского моря укрепились союзы вандалов, которые еще во времена правления Марка Аврелия начали свое продвижение на юг и были частично поселены императором в Дакии, а также бургундов, которые в начале III века продвинулись в район реки Майна. На запад от них, между Одером и Эльбой, возник союз алеманнов. В районе устья Эльбы жили лангобарды, а на юге полуострова Ютландия - англы, саксы и юты, которые были хорошими мореплавателями и жестокими пиратами, нападавшими на Британию и западное побережье Галлии. Племена, которые жили вдоль долины Рейна - батавы, хатты, - образовали племенной союз франков. В III веке все эти племенные союзы начали свое наступление на империю.

Общественный строй

Цезарь лично наблюдал германцев, с которыми вёл войны в Галлии. Он дважды переходил Рейн и вторгался в германские области. Кроме того, он собирал сведения о германцах от лазутчиков и купцов и был знаком с сочинениями авторов, раньше его описавших быт окружавших империю «варваров».

По словам Цезаря, германцы мало занимались земледелием. Главное их занятие - скотоводство и охота. В их питании преобладало мясо, молоко и сыр; хлеба они потребляли мало. Земледельческая техника стояла низко, хотя уже в это время у германцев существовала пахота. Земля находилась в общем пользовании родовых общин. «Земля у них не разделена и не находится в частной собственности». «И никто из них не имеет в собственности земельного участка точных размеров или с определёнными границами, но должностные лица и старейшины ежегодно отводят родам и группам живущих вместе родственников, где и сколько они найдут, нужным, земли, а через год принуждают их перейти на другое место». (Цезарь) Здесь очень отчётливо описывается залежная система земледелия. Родовая община занимает сообща известный участок земли, вспахивает его, снимает с него жатву, а потом забрасывает его на долгий срок, перенося пахоту ежегодно на новое место. При этом германцы переносили на новое место также и свои хижины.

Из слов Цезаря совершенно ясно, что обработка земли производилась всем родом сообща. При такой системе всем доставалась одинаковая доля продукта. Цезарь пытается объяснить, чем вызываются такие непривычные для римлян общественные порядки, и свои объяснения он вкладывает в уста самим же германцам: «По их словам, он не даёт им прельститься оседлым образом жизни и променять войну на земледельческую работу; благодаря ему никто не стремится к расширению своих владений, более могущественные не сгоняют более слабых, и никто не посвящает слишком много забот постройке жилищ для защиты от холода и зноя; препятствует возникновению жадности к деньгам, из-за которой происходят партийные распри и раздоры, и помогает поддерживать спокойствие в простом народе ощущением имущественного равенства его с самыми могущественными людьми». Всё это, конечно, домыслы Цезаря, понятные в его устах как отражение социальной борьбы в римском обществе.

У Цезаря нет никаких указаний на наличие классов у германцев. Не упоминает он и о существовании у них рабства, хотя можно предполагать, что у них были немногочисленные рабы из числа военнопленных. У Цезаря, правда, упоминаются «вожди» и должностные лица, он говорит о старшинах и о «могущественных людях». Но при этом он подчёркивает, что в имущественном отношении не было никакой разницы между простыми германцами и «самыми могущественными людьми». Очевидно, здесь он имеет в виду родовых старшин и выборных военных предводителей племени. Война, военные походы и набеги играют в жизни изображаемых Цезарем германцев виднейшую роль. Разбойничьи набеги и грабёж не считались у германцев позорными. Цезарь так описывает набор отрядов для подобных набегов: «... Когда кто-либо из первых лиц в племени заявляет в народном собрании о своём намерении предводительствовать в военном предприятии и призывает тех, кто хочет следовать за ним, изъявить свою готовность к этому, тогда поднимаются те, кто одобряют и предприятие, и вождя, и, приветствуемые собравшимися, обещают ему свою помощь. Те из обещавших, которые не последовали, считаются, беглецами и изменниками и лишаются впоследствии всякого доверия».

Создававшиеся таким образом военные дружины имели временный характер и, невидимому, распадались после похода.

При отсутствии классов отсутствует и орган классового принуждения - государство. Германцы эпохи Цезаря выступают перед нами в виде множества раздробленных племён. В мирное время у них нет постоянных властей, кроме родовых старшин, главным делом которых являлся суд. Верховная власть принадлежала народному собранию. На время войны выбирался военный предводитель, имевший право карать смертью. Иногда несколько племён временно объединялись под властью одного предводителя для общих военных предприятий.

Более высокую ступень общественного развития рисует Тацит. Земледелие у описанных им германцев играет уже более значительную роль, чем во времена Цезаря. Залежная система земледелия с перенесением пашни с одного места на другое всё ещё господствует, но обработка ведётся на одном месте уже не год, а несколько лет. У германцев эпохи Тацита наблюдается более прочная оседлость. Они строят дома из брёвен, обмазанных глиной. У них появляются настоянные деревни. Каждая деревня была поселением рода и представляла родовую общину. Усовершенствовалась земледельческая техника. Лёгкую соху заменил тяжёлый плуг. Но германцы не знали ни садоводства, ни виноградарства.

Тацит отмечает, что у германцев не было городов. У них ремесло ещё не отделилось от сельского хозяйства. Однако они умели уже изготовлять шерстяные и льняные ткани, глиняную посуду, умели добывать и обрабатывать металлы. У них были кузнецы, умевшие изготовлять домашнюю утварь и оружие; им была известна торговля солью, металлами. Важным предметом торговли был янтарь, добывавшийся на берегах Балтийского моря. На него был большой спрос в империи. Пограничные города империи вели торговлю с германцами. В этой торговле употреблялась римская монета. Тацит говорит, что германцы предпочитали серебро золоту, потому что «при торговле обыкновенными и дешёвыми предметами удобнее иметь запас серебряных монет».

С развитием земледелия германцы перестают обрабатывать землю целыми родами, сообща.

Тацит так вписывает распределение земли у германцев. Населённая родичами деревня занимала земли для обработки в известной очереди, сообразно числу рабочих рук. Затем земля делилась между отдельными, по-видимому, так называемыми «домашними общинами» «по достоинству». Через несколько лет земля забрасывалась, и обработка переносилась на другое место. Тацит подчёркивает экстенсивный характер земледелия - остаётся много свободной земли. Вся эта система была возможна лишь благодаря обширности не занятых под земледелие полей. В частное пользование отдельных семей переходила только земля, отводимая под обработку. Большая часть земли оставалась в общем пользовании всей родовой общины.

Временно занимаемая земля распределялась между «большими семьями», представлявшими переходную ступень от рода к позднейшей семье. Такие большие семьи (домашние общины) обыкновенно охватывали три поколения и могли включать по нескольку десятков членов.

Надо особенно отметить, что раздел совершался не поровну, а «по достоинству». Не все семьи считались равными. В описываемую Тацитом эпоху уже начался процесс социальной дифференциации «варварского» общества. Из среды равных свободных родичей стала выделяться родовая знать. Некоторые семьи стали занимать первенствующее положение. Отличаясь от других и большим количеством отводимой им земли и большим количеством скота. У «варваров» появляются рабы. Тацит останавливается на вопросе о рабстве и на положении рабов у «варваров». В рабство обычно обращали военнопленных. Иногда, впрочем, попадали в рабство и члены племени; это были чаще всего те, кто проигрывал свою свободу в азартную игру (в кости). Но таких рабов «варвары» у себя не держали и старались их поскорее продать.

Тацит отмечает, что «варвары» использовали рабов не так, как римляне. Рабов сажали на землю, у каждого из них было своё хозяйство. Такой раб платил своему господину оброк хлебом, мелким скотом, тканями. Положение рабов у германцев, напоминало Тациту скорее положение римских колонов, чем римских рабов. Германцы обращались с рабами мягче, чем римляне. «Раба редко подвергают побоям, заключают в оковы и наказывают принудительными работами». Едва ли рабы были многочисленны. Это была начальная стадия-рабовладения, так называемое «патриархальное рабство. Между господами и рабами не было такой непроходимой грани, как у римлян. Дети рабов и господ росли вместе, «в той же грязи», говорит Тацит. Не было очень значительной имущественной разницы и между знатным и простым свободным, хотя знатные и имели лучшую одежду и оружие. У германцев эпохи Тацита наблюдается лишь начало процесса социальной дифференциации. Основу общественного строя всё ещё составляет масса простых свободных, обладающих равным имуществом равными правами и равным общественным положением. Были ещё крепки родовые связи, объединявшие свободных. Население деревни принадлежит к одному роду, во время войны родичи сражаются вместе. Знать также выросла из родовой организации. По своему происхождению это родовая знать. Но выделение знати и начало социальной дифференциации, как бы слаба она ни была, уже вносит в родовой строй элементы разложения.

Родовая аристократия, сосредоточившая в своих руках более значительные земельные владения, большое количество скота, использующая рабский труд, приобретает всё больше власти в племени. Родовые вожди окружают себя военными дружинами. Эти дружины не имеют уже временного характера, как 150 лет тому назад, в эпоху Цезаря; дружинники живут при дворе вождя, получают от него содержание, коней и оружие, связаны с ним обещанием верности. Вождь делится с ними добычей, кормит их, предпринимает вместе с ними военные набеги. Знатные юноши старались попасть в дружину к прославленным вождям.

Захваченная в набегах добыча увеличивала богатство вождей, усиливала их социальное влияние, а вместе с тем и разницу между ними и простыми свободными.

Война и набеги составляли главное занятие военных вождей и их дружин. «... Прокормить большую дружину можно только грабежом и войной», - говорит Тацит. Возникновение знати и военных дружин, живущих только войной и грабежом, усиливало значение военных предприятий в жизни «варваров». «Они считают леностью и малодушием приобретать потом то, что можно добыть кровью», - говорит Тацит о германских дружинниках. С началом процесса классовой дифференциации возрастала, таким образом, «воинственность» «варваров», возникал слой людей, целиком посвятивших себя войне и грабежу и живущих этим, а также эксплуатацией труда рабов, которые тоже, приобретались путём войны.

Рядом со старинной родовой организацией, вырастая из неё, возникает новая, дружинная, основанная на связи между вождём и его военными товарищами. Эта организация нашла своё выражение, прежде всего, в военном строе «варваров»: в бою члены рода сражались вместе, дружина же следовала за своим вождём. Дружинники были лучше вооружены, они составляли, по-видимому, конные отряды, в то время как простые воины сражались пешими.

Описанные Тацитом германцы жили ещё догосударственным строем. В мирное время функцию суда и разбора споров выполняли выборные старшины, которые творили суд «по округам и посёлкам», причём в судебных разбирательствах принимал участие и народ. По-прежнему верховная власть племени принадлежала собранию всех взрослых мужчин, являвшихся на эти собрания вооружёнными. Эти народные собрания решали важнейшие вопросы, стоявшие перед племенем, - вопросы о войне и мире, заключении договоров; здесь же судили за те преступления, которые у «варваров» считались самыми тяжкими, - за измену и трусость. Изменников вешали на деревьях, трусов топили в болотах. Собравшиеся приветствовали звоном оружия те предложения, с которыми они были согласны. Несогласие выражалось нестройными криками. Но в народных собраниях уже не было прежнего равенства. Обычно предложения вносили только знатные; масса простых воинов выражала лишь согласие или несогласие. Наряду с народным собранием существовал совет знати, который подготовлял дела к народному собранию. Менее важные из дел, касающихся всего племени, совет решал сам, не обращаясь к народному собранию. Так знать приобретала всё большее значение в жизни «варварских» племён.

Во главе многих «варварских» племён появляются постоянные князья, как их называли славяне, конунги, как их называли германцы, «reges» (короли), как их называл Тацит, а не только вожди, выбираемые на время войны. Выбирало князя народное собрание (при этом в знак избрания его поднимали на щите), но выбор делался обычно из среды знатных родов. Устанавливаются уже своего рода «династии» - правящие семьи, из среды которых выбираются князья. Власть князя была очень ограничена. Он должен был считаться и с народным собранием и ещё больше с советом знати. Никаких постоянных налогов и податей «варвары» не знали. Было в обычае делать князю подарки, но эти подарки князь не имел права требовать. Кроме того, взималась дань с покорённых племён. Но в основном князь должен был полагаться на свои средства, которыми он располагал как самый крупный в племени владелец земли, скота и рабов, как вождь самой сильной дружины.

Погребения знатных лиц мало отличаются от погребений простых воинов. Отличием вождей и их дружинников являются находимые в местах их погребений мечи, которые редко встречаются у простых воинов; вооружение последних состояло обычно из копий (фрамеи). Таков был описанный Тацитом общественный строй германцев. Это был ещё догосударственный строй, но «это была наиболее развитая организация управления, какая вообще могла развиться при родовом устройстве...». «Военачальник, совет, народное собрание образуют органы развивающейся из родового строя военной демократии. Военной потому, что война и организация для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни... Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом». С этим связаны и важнейшие внутренние перемены в общественном строе: «органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе...», они постепенно «из орудий народной воли превращаются в самостоятельные органы господства и угнетения, направленные против собственного народа».

Военная демократия представляла собой стадию общественного развития, непосредственно предшествовавшую образованию государства. Тацит показывает, что не все «варвары» находились в его время на одинаковой ступени развития. Строй одних племён носил более первобытные черты, в то время как другие пошли дальше по пути общественного развития.

По Цезарю в I веке до н.э. германцы стояли на более низкой ступени общественного развития, чем, например, галлы, у которых уже наблюдалось разделение на классы и возникновение государстве и резко выраженная социальная дифференциация.

Отсюда следует, что ко времени Тацита германцы могли относится к тем «варварам», строй которых носил более первобытные черты, с чем можно не согласиться, выделив факты, указывающие, что в эпоху Тацита древнегерманское общество переживало последнюю стадию родового строя и характеризовалось как «военная демократия».

В последующий период также происходили важные изменения в общественном строе «варварских» племён - всё большее влияние приобретала знать, укреплялась власть князей, усиливались элементы государства. Особенно это заметно у тех племён, которые приходили в непосредственное соприкосновение с Римской империей. Их знать начинает превращаться в крупных землевладельцев, подобных римским. Но в целом основными чертами общественного строя «варваров», с которыми пришлось столкнуться Риму, была общинная организация, свобода и равенство большей части членов племени.

Переход к плужному земледелию в корне менял всю структуру общественной организации. Отдельные домохозяйства больших и малых семей объединялись единым хозяйственным распорядком в пределах территории, на которую распространялось общее право на все земельные угодья. Крестьянские усадьбы-дворы располагались у германцев поодаль друг от друга и образовывали соседскую общину с определенными границами освоенной и невозделанной земли. Эта территориальная община у германцев называлась маркой (понятие "марка" имело значение всякой границы). Первоначально узы кровного родства связывали многие семьи, в дальнейшем они ослабевают и уступают по значению соседским. По мере разложения первобытнообщинного строя в рамках этой общины возникало мелкое самостоятельное крестьянское хозяйство. Прирост населения Европы в III-IV вв., увеличение его плотности, то есть известное перенаселение, стало толчком к массовым миграциям и к усилению военной активности германцев против Рима.

Переселения разрушали кровно-родственные отношения, укрепляли индивидуальное хозяйство свободного общинника, соседскую общину и стимулировали возникновение частной собственности. Основную массу германцев составляли свободные общинники, объединенные, как воины, в войско.

Войско имело значение общественной организации полноправных свободных. В народном собрании решались важнейшие дела: избирали королей-предводителей, утверждали нормы обычного права, принимали послов, заключали договоры и союзы, объявляли войну. Войско было организовано по сотням, которые набирались из общин в пределах одного территориального округа. Кровно-родственные связи, сохранявшиеся в общинах, соответственно имели значение и в войске. Древнегерманская община называлась генеалогией, фарой, что указывает на ее происхождение от группы близких патриархальных семей. По мере возникновения сотенно-территориального деления и укрепления соседских связей в ходе переселения община становилась маркой.

В границах общины-марки каждый двор-усадьба имели право пользоваться лесом, лугами, речными угодьями, водоемами, проселочными дорогами. Эти земли находились в общинной собственности. Она распространялась и на пахотные угодья отдельных семей. Наделы, лежавшие в общих полях, не отчуждались, они принадлежали членам общины на правах наследственного владения и назывались аллодом. Аллодиальные владения можно было огораживать, но сначала ставили временные изгороди, чтобы после жатвы все поле становилось общим выгоном для скота. Со временем права частного владения на аллод расширяются, изгороди делают постоянными, а наделы разрешалось передавать по наследству не только сыновьям, но и дочерям.

Общинные угодья долго оставались в общинном пользовании, запрещалось делать запруду на реке, строить мельницу; если возражали другие общинники, она немедленно сносилась, как и в том случае, если кому-нибудь причиняла вред. Лесами пользовались сообща, но ставили метки на деревьях, они были действительны только в течение ограниченного срока (1 год, например).

Понятие "чужое поле", "чужая земля" не считалось равнозначным понятию неограниченной собственности. Поэтому в законах мотивом правонарушения признается непредумышленное захоронение на чужой земле, жатва на чужом поле, запашка чужого поля; злонамеренные действия противопоставлены случайным нарушениям, совершенным без злого умысла. Обособление усадьбы и отдельных ее владений показывала изгородь, разрушение ее – одно из наиболее распространенных правонарушений, караемых по обычному праву.

Рост производительных сил привел к накоплению движимого имущества, возникновению неравенства между общинниками. Характерным свидетельством формирования частной собственности на движимое имущество является обычай устного завещания (аффатомия). Обычное право защищало частную собственность на личные вещи от действия старых норм, особенно при совершении религиозных обрядов. Под угрозой штрафа запрещалось бросать в могилу чужое имущество, разрывать могилы с целью грабежа. Особую ценность представлял скот. Этот объект частной собственности обеспечивал жизнедеятельность крестьянского хозяйства и содержание военных дружин.

Развитие частной собственности сказывается в обособлении имущества, приобретенного на службе у частного лица. Это имущество исключалось из общесемейного, и сын распоряжался им помимо воли отца и матери. Имущественная дифференциация в среде основной массы свободных производителей проявлялась в неравном количестве скота, в разных размерах дома, зерновых амбаров, в возможностях использования зависимых людей, плативших хозяину-господину долю урожая.

Благодаря римскому влиянию элементы социальной дифференциации сильнее сказывались в рейнско-везерском регионе, в северо-восточной Галлии (с середины IV в.) и на средней Эльбе, особенно в среде федератов (так называли варваров, заключавших договор с римским правительством о военной службе за вознаграждение). Верхушка федератов (военачальники и командиры) быстро романизируется. Наступление на римскую территорию усилило влияние военной знати, которая усваивала римские порядки и римский образ жизни. Это усугубляло контрасты в Положении свободных германцев.

Основную массу свободных составляли полноправные землевладельцы-воины, составлявшие войско – народные ополченцы, которые участвовали в народных собраниях.

Существовало рабство, хотя оно нe носило патриархальный характер. Рабы получали скот и участки земли, за которые должны были вносить земледельцам часть собранного урожая. Дети рабов воспитывались вместе с детьми свободных, а поэтому разница между рабами нe свободными была не так разительна, как в Риме. Хотя племенная знать и племенные вожди, которые собирали вокруг себя преданные дружины из числа воинственной молодежи, играли значительную роль, верховное решение в важных вопросах по-прежнему принадлежало народному собранию



Северные соседи Римской империи — варварские, по оценке греков и римлян, племена германцев, а также кельтов, славян, фракийцев, сарматов — в первые столетия новой эры жили еше родоплеменным строем. Уровень развития этих племен был весь-ма различен, но к моменту массовых вторжений варваров на территорию империи в IV—VI вв. все они в той или иной мере и форме обнаруживали признаки складывания государственности, причем постепенно все более очевидной становилась феодальная направленность происходящих изменений. У германцев эта тенденция прослеживается с особой ясностью.

Хозяйственный строй. Хозяйственный строй древних германцев остается предметом острых историографических дискуссий, что обусловлено прежде всего состоянием источников. Согласно преобладающей точке зрения (учитывающей наряду с письменными источниками достижения археологии, ономастики и исторической лингвистики), германцы уже в I в. вели оседлый образ жизни, хотя эпизодические перемещения отдельных коллективов и племен на значительные расстояния еще имели место. Миграции вызывались по большей части внешнеполитическими осложнениями, иногда нарушениями экологического равновесия в результате колебаний климата, демографического роста и другими причинами, но отнюдь не диктовались природой хозяйственного строя. Наиболее развитыми являлись племена, жившие на границах империи по Рейну и Дунаю, тогда как по мере удаления от римских пределов уровень цивилизованности падал.

Главной отраслью хозяйства у германцев было скотоводство, иг-равшее особо важную роль в Скандинавии, Ютландии и Северной (Нижней) Германии, где много прекрасных лугов, земли же, при-годной для земледелия, мало, а почвы сравнительно бедны. Разво-дили в основном крупный рогатый скот, а также овец и свиней. Земледелие было на втором плане, но по важности уже мало усту-пало скотоводству, особенно к IV в. Местами еще сохранялись подсечно-огневое земледелие и перелог, однако преобладала эксплуа-тация давно расчищенных и притом постоянно используемых участков. Обрабатывались они ралом (сохой) либо плугом, приводимыми в движение упряжкой быков или волов. В отличие от рала плуг не просто бороздит взрыхляемую лемехом землю, но подрезает глыбу земли по диагонали и с помощью специального устройства — отвала — отбрасывает ее в сторону, обеспечивая более глубокую пахоту. Позволив, таким образом, существенно интенсифицировать земледелие, плуг явился поистине революционным изобретением. Однако его применение или неприменение в конкретном районе было обусловлено не столько стадией развития, сколько особенностями почв: плуг незаменим на тяжелых глинистых почвах, отвоеванных у леса; на распаханных лугах с их легкими податливыми почвами он необязателен; в горной местности, где плодородный слой неглубок, использование плуга чревато эрозией.

Правильные севообороты еще только складывались, тем не менее к концу рассматриваемого периода начало распространяться двухполье с обретающим понемногу регулярность чередованием яровых и озимых, реже — зерновых с бобовыми и льном. В Скандинавии сеяли в основном морозоустойчивый неприхотливый овес и быстросозревающий яровой ячмень, на самом юге, в Сконе, также яровые сорта ржи и пшеницы. Зерна здесь хронически не хватало, основой пищевого рациона служили мясомолочные продукты и рыба. В Ютландии и в собственно Германии пшеница занимала значительные и все расширявшиеся площади, но преобладали все же ячмень (из которого помимо хлеба и каши изготовляли также пиво — главный хмельной напиток германцев) и особенно рожь. Германцы возделывали также некоторые огородные культуры, в частности корнеплоды, капусту и салат, прине-сенные ими впоследствии на территорию империи, но садоводст-ва и виноградарства не знали, удовлетворяя потребность в слад-ком за счет дикорастущих плодов, ягод, а также меда. Охота уже не имела большого хозяйственного значения, рыболовство же иг-рало важную роль, прежде всего у приморских племен.

Вопреки сообщению Тацита, германцы не испытывали недо-статка в железе, которое производилось в основном на месте. Ве-лась также добыча золота, серебра, меди, свинца. Достаточно раз-вито было ткачество, обработка дерева (в том числе для нужд кораблестроения), выделка кож, ювелирное дело. Напротив, ка-менное строительство почти не практиковалось, керамика была невысокого качества: гончарный круг получил распространение лишь к эпохе Великого переселения народов — массовому мигра-ционному процессу в Европе в IV—VII вв. Видное место в хозяй-ственной жизни германцев занимал товарообмен. Предметом внут-рирегиональной торговли чаще всего служили металлические из-делия; римлянам германцы поставляли рабов, скот, кожу, меха, янтарь, сами же покупали у них дорогие ткани, керамику, драго-ценности, вино. Преобладал натуральный обмен, лишь в погра-ничных с империей областях имели хождение римские монеты.

Население всего германского мира едва ли превышало тогда 4 млн. человек и в первые столетия нашей эры имело тенденцию к сокращению из-за эпидемий, непрерывных войн, а также не-благоприятных экологических изменений. Соответственно, плот-ность населения была крайне низка, и поселения, как правило, разделялись большими массивами леса и пустоши. Согласно Та-циту, германцы «не выносят, чтобы их жилища соприкасались, селятся они в отдалении друг от друга, где кому приглянулся ручей, или поляна, или роща». Это свидетельство подтверждается раскоп-ками, выявившими во всех германских землях уединенно стояшие усадьбы и небольшие, в несколько домов, хутора. Известны и выросшие из таких хуторов крупные деревни, все более многочис-ленные к середине I тысячелетия, однако и в это время типичным остается все же сравнительно небольшое поселение. Жилища древних германцев представляли собой высокие удлиненны размером до 200 кв. м, рассчитанные на два—три десятка человек; в ненастье здесь содержали и скот. Вокруг или неподалеку лежали кормившие их поля и выгоны.

При близком соседстве нескольких домохозяйств поля или их участки отделялись от соседских не подлежащими распашке межами, возникавшими из камней, удаляемых с поля и постепенно скрепляемых наносами земли и проросшей травой; эти межи были достаточно широки, чтобы пахарь мог по ним проехать с упряжкой к своему участку, не повредив чужие. С увеличением населения такие поля иногда делились на несколько долей, но сами границы поля оставались, по-видимому, неизменными. Такая система полей была наиболее характерна для открытых низменностей Северной Германии и Ютландии. В Средней и Южной Германии, где хлебопашество велось в основном на землях, очищенных от леса положение было, вероятно, несколько иным, поскольку лесные почвы требовали более длительного отдыха, который нельзя было компенсировать, как на богатом скотом Севере, избыточ-ным унавоживанием. Соответственно здесь дольше держался перелог и связанное с ним периодическое перекраивание участков.

Община . Та или иная форма общины характерна для всех родоплеменных, а также более развитых обществ докапиталистичес-кой эпохи. Конкретная форма общины зависела от многих фак-торов: природных условий, типа хозяйства, плотности населения, степени социальной дифференциации, развитости товарообмена и государственных институтов. Община как таковая была необхо-димым и нередко важнейшим элементом всех древних обществ, позволявшим человеческому коллективу заниматься хозяйствен-ной деятельностью, поддерживать освященный обычаем порядок, защищаться от врагов, отправлять культовые обряды и т.д. Самой ранней формой общины считается родовая, или кровнородственная, основанная на совместном ведении хозяйства и совместном пользовании и владении землей кровными родственниками. Эта форма общины была характерна едва ли не для всех народов мира на ранних стадиях их развития. В дальнейшем под влиянием внешних условий община могла приобрести самые разнообразные очертания, причем история общины не сводима к разложению и угасанию ее родовой формы, правильнее говорить о развитии и видоизменении форм и функций общины. Так называемой соседской общине (иначе — община-марка), распространенной в средневековой Германии и в некоторых сопредельных странах, некогда завоеванных германскими племенами, свойственна индивидуальная собственность малых семей на наделы пахотной земли при сохранении коллективной собственности общины на леса, поля и другие угодья.

Жители древнегерманских хуторов и деревень несомненно также образовывали некую общность. В первые века нашей эры род все еще играл очень важную роль в жизни германцев. Члены его селились если не вместе, то компактно (что особенно ясно проявлялось в ходе миграций), вместе шли в бой, выступали соприсяжниками в суде, в определенных случаях наследовали друг другу. Но в повседневной хозяйственной практике роду уже не было места. Даже такое трудоемкое дело, как корчевание леса, было по силам большой семье, и именно большая семья, занимавшая опи-санное выше просторное жилище и состоявшая из трех поколений или взрослых женатых сыновей с детьми, иногда с несколькими невольниками, и являлась главной производственной ячейкой гер-манского общества. Поэтому независимо от того, происходили ли жители поселения от общего предка или нет, соседские связи между ними преобладали над кровнородственными.

При небольшой плотности населения и обилии свободных, хотя обычно не освоенных еще земель, споры из-за возделываемых пло-щадей, равно как и общие всем проблемы, связанные с их обра-боткой, вряд ли часто возникали между домохозяйствами. Гос-подство примитивных систем земледелия, чуждых строгому, обязательному для всех соседей чередованию культур и неукос-нительному соблюдению ритма сельскохозяйственных работ (что свойственно для развитого двухполья и особенно трехполья), также не способствовало превращению этой общности в слаженный производственный организм, каким была средневековая крестьян-ская община. Функционирование древнегерманской общины еще сравнительно мало зависело от организации хлебопашества и зем-леделия в целом. Большее значение имело регулирование эксплу-атации необрабатываемых, но не менее жизненно важных угодий: лугов, лесов, водоемов и т.д. Ведь главной отраслью хозяйства ос-тавалось скотоводство, а для нормальной его организации безус-ловно требовалось согласие всех соседей. Без этого согласия невоз-можно было наладить удовлетворяющее всех использование и других ресурсов дикой природы: рубку леса, заготовку сена и т.д. Членов общины объединяло также совместное участие во множестве об-щих дел: защите от врагов и хищных зверей, отправлении культа, поддержании элементарного правопорядка, соблюдении простейших норм санитарии, в строительстве укреплений. Однако коллективные работы все же не перевешивали труда общинника в своем домохозяйстве, бывшем поэтому с социально-экономической точки зрения по отношению к общине первичным образованием.

В конечном счете именно поэтому древнегерманская обшина, в отличие от общины античного типа (полиса), а также общин других варварских народов, например кельтов и славян, сложилась как община земельных собственников. Таковыми выступали, однако, не отдельные индивиды, а домохозяйства. Глава семьи имел решающий голос во всех делах, но власть его все же существенно отличалась от римского pater familiae: германский домовладыка гораздо менее свободно мог распоряжаться «своим» имуществом, которое мыслилось и являлось достоянием семьи, отчасти и всего рода.

Для германца начала нашей эры его земля — это не просто объект владения, но прежде всего малая родина, «отчина и дедина», наследие длинной, восходящей к богам, вереницы предков, которое ему в свою очередь надлежало передать детям и их потомкам, иначе жизнь теряла смысл. Это не только и даже не столько источник пропитания, сколько неотъемлемая часть или продолжение его «я»: досконально зная все секреты и капризы своей земли (и мало что зная кроме нее), будучи включен в присущие ей природные ритмы, человек составлял с ней единое целое и вне его мыслил себя с трудом. В отличие от скота, рабов, утвари земля не подлежала отчуждению; продать или обменять ее, во всяком случае за пределы рода, было практически так же невозможно, нелепо, святотатст-венно, как и бросить. Покидая отчий дом в поисках славы и богат-ства, германец не порывал с ним навсегда, да его личная судьба и не имела особого значения — главное было не дать прерваться роду, тысячами уз связанному с занимаемой им землей. Когда же под давлением обстоятельств с места снималось целое племя, вмес-те с экономическими и социальными устоями общества начинала деформироваться и сложившаяся в нем система ценностей. В част-ности, возрастала роль движимого имущества, а земля все яснее обнаруживала свойства вещи, которую можно оценивать и при-обретать. Не случайно архаические воззрения германцев на землю если не изживаются, то претерпевают принципиальные изменения именно в эпоху Великого переселения народов.

Социально-экономическая структура . Имущественное и социальное равенство, известное германскому обществу по крайней мере с I в., еще долго выражалось сравнительно слабо. Наиболее типичной фигурой этого общества был свободный, ни от кого не зависящий человек — домовладыка, занятый сельскохозяйственным трудом, и одновременно воин, член народного собрания, хранитель обычаев и культов своего племени. Это еще не крестьянин в средневековом смысле слова, так как хозяйственная деятельность пока что не стала для него единственной, заслонившей и заменившей ему всякую другую: при очень низкой производительности труда, когда прокормить общество было возможно лишь при условии личного участия почти всех его членов в сельском хозяйстве, общественное разделение труда и разграничение социальных функций (производство, управление, культ и т.д.) еще только намеча-лось. Следует отметить, что сочетание производственной и общественной деятельности, в котором наряду с экономической само-стоятельностью воплощалось полноправие древнего германца, могло осуществляться только благодаря его принадлежности к большесемейному коллективу, достаточно мощному и сплочен-ному, чтобы без особого ущерба для хозяйства переносить периодическое отсутствие домовладыки и его взрослых сыновей. Поэ-тому социальный статус германца определялся в первую очередь статусом его семьи, зависевшим еще не столько от богатства, сколь-ко от численности, родословной и общей репутации семьи и рода в целом. Комбинация этих ревностно оберегаемых признаков оп-ределяла степень знатности человека, т.е. уровень гражданского достоинства, признаваемый за ним обществом.

Большая знатность давала известные привилегии. Если верить Тациту, она обеспечивала наряду с уважением преимущество при дележе земли и доставляла предводительство на войне даже юно-шам; судя по тому, что последние могли позволить себе подолгу пребывать в праздности, чураясь сельскохозяйственного труда, большая знатность, как правило, сочеталась с большим достат-ком. О крепнущей взаимосвязи социального превосходства с бо-гатством свидетельствуют и материалы раскопок, показавших, что наиболее солидная богатая усадьба обычно занимала в поселении центральное место, соседствуя с культовым помещением и как бы группируя остальные жилища вокруг себя. Однако во времена Тацита знатность еще не превратилась у германцев в особый со-циальный статус. Все свободные и свободнорожденные остава-лись полноправными и в целом равноправными членами племе-ни; различия в их среде, по сравнению с их общим отличием от несвободных, были еще относительно несущественными и опре-делялись принадлежностью не к тому или иному социальному разряду, а к конкретному роду.

Несвободные, как и у римлян, формально стояли вне общества, но в остальном рабство играло в жизни германцев принципиально другую роль. Хотя обычаи германцев не запрещали обращать в рабство соплеменников, а беспрестанные войны с соседями обеспечивали стабильный источник пополнения рабов за счет чужаков, рабы образовывали достаточно узкий слой населения. Пленных часто выменивали или продавали римлянам, а иногда и убивали на поле боя или приносили и жертву, рабов же по прошествии некоторого времени нередко отпускали на волю и даже усыновляли. По-видимому, рабы имелись далеко не во всяком домохозяйстве, и даже в самых крупных и зажиточных они вряд ли были столь многочисленными, чтобы господская семья могла переложить на них главные хозяйственные заботы. Рабство оставалось патриархальным, и в том, что касается повседневной производственной деятельности и условий существования, образ жизни рабов мало отличался от образа жизни свободных. Часть рабов трудилась рука об руку с хозяином и делила с ним кров и пищу, внимание Тацита больше привлекло то обстоятельство, что германцы «пользуются рабами иначе, чем мы, распределяющие его бязанности между челядью, — каждый из них распоряжается в своем доме, в своем хозяйстве. Господин только облагает его, словно колона, известным количеством зерна, скота или ткани, и лишь в этом выражаются его повинности как раба». Можно гадать действительно ли то были рабы или какой-то другой, чуж-дый социальному опыту римлянина разряд населения, однако показателен сам факт существования слоя эксплуатируемых част-ным лицом, но самостоятельно хозяйствующих производителей. Отношения этого типа, разумеется, не определяли социально-эко-номический облик германского общества конца I в., еще не знав-шего систематической эксплуатации человека человеком. Тем не менее налицо симптомы разложения древнего общественного строя и формирования качественно нового хозяйственного механизма. В последующие три-четыре столетия германское общество де-лает заметный шаг вперед. Археологический материал недвусмыс-ленно говорит о дальнейшем имущественном и социальном рас-слоении: погребения все больше различаются по инвентарю, наи-более богатые из них сопровождают символические атрибуты власти; в скученных поселениях крупнейшая усадьба понемногу становится не только административным, но и экономическим центром: в частности, в ней концентрируются ремесло и торговля. Углубление социальной дифференциации зафиксировано и позднеантичными авторами. Так, в изображении Аммиана Мар-кина (конец IV в.), аламанская знать (нобилитет) уже вполне определенно противостоит простонародью и держится обособленно в бою. Ретроспективные данные варварских судебников также позволяют сделать вывод, что к эпохе Великого переселения свободные уже не составляли единой массы ни в имущественном, ни в социально-правовом отношении. Как правило, преобладающим было деление соплеменников на знатных, свободных в узком смыс-ла слова и полусвободных, в германских наречиях именуемых обычно литами. С большей или меньшей четкостью эти категории уже различались объемом прав. Например, по обычаям саксов, жизнь знатных защищалась более высоким вергельдом (штрафом за убийство — ср. древнерусское «вира»), его клятва оценивалась выше, чем клятва просто свободного, но в ряде случаев строже карались и совершенные им преступления.

Степень знатности в канун Великого переселения по-прежнему в большой мере определялась происхождением: учитывалось, на-пример, были ли в роду несвободные или представители поко-ренных племен. Однако все более заметную роль при этом играло имущественное положение человека. Типичный знатный, судя по варварским правдам, окружен многочисленной родней, рабами отпущенниками, зависимыми людьми. Рабы и зависимые могли быть и у свободного простолюдина, и даже у лита, но чаще лит, а иногда и свободный на положении лита сам являлся чьим-то че-ловеком, обязанным своему господину послушанием и какими-то повинностями. Его свобода, понимаемая в варварском обще-стве как нерасторжимое единство известных прав и обязаннос-тей, постепенно ущемлялась, а сам он понемногу устранялся от участия в общественных делах, все больше сосредоточиваясь на хозяйственных заботах. Характерно, что даже некоторые древней-шие правды причисляют к литам вольноотпущенников (чей ста-тус, по германским понятиям, непреодолимо ущербен), а подчас прямо противопоставляют литов свободным. Сохраняя хозяйст-венную самостоятельность, неполноправные свободные станови-лись зависимыми эксплуатируемыми людьми, сближаясь таким образом с испомещенными на землю рабами. Однако при всей значимости этого процесса в период, предшествующий Великому переселению народов, он успел создать лишь предпосылки ста-новления феодального общества, причем во многих случаях са-мые ранние, отдаленные предпосылки.

Социально-политическая организация . Первые государства германцев возникли в V—VI вв., и лишь у тех племен, которые, вторг-шись на территорию Западной Римской империи и по частям завоевав ее, уже самим фактом господства над намного более раз-витыми народами были поставлены перед необходимостью при-способить свою систему управления к новым условиям. У других (как правило, более отсталых) племен, не столкнувшихся непо-средственно с общественными и политическими институтами римлян, складывание государства затянулось на несколько столетии и завершилось опять-таки не без внешнего воздействия со стороны франкского, англосаксонского и других обогнавших их в свое развитии обществ. Таким образом, даже накануне Великого переселения германские племена были еще сравнительно далеки от образования органов власти, которые можно было бы квалифицировать как государственные. Социально-политический строй древних германцев — это строй, характерный для высшей ступени варварства, притом, отнюдь еще не исчерпавший своих возможностей.

Каждый полноправный член племени был лично и непосредственно сопричастен управлению, не только в принципе, но и на деле выступая носителем народовластия. Высшим органом власти было народное собрание, или вече племени — тинг , куда имели доступ все совершеннолетние свободные мужчины, за исключением тех, кто обесчестил себя трусостью в сражении. Народное собрание созывалось от случая к случаю (но, видимо, не реже, чем раз в год) для решения наиболее важных дел, каковыми считались вопросы войны и мира, суд по особо тяжким или запутанным преступлениям, посвящение в воины (а значит, в полноправные члены общества), а также выдвижение предводителей племени. Согласно Тациту, последние ведали всеми текущими делами, первую очередь судебными; кроме того, они предварительно обсуждали в своем кругу выносимые на тинг вопросы и предлага-ли рядовым его участникам заранее подготовленные решения, которые те вольны были, однако, шумом и криками отвергнуть либо, потрясая, по обычаю, оружием, принять. Тацит именует этих предводителей principes («начальствующие», «главенствующие»). Специального термина для обозначения совета принцепсов у Та-цита нет, и, похоже, не случайно: судя по всему, это было доста-точно аморфное образование, объединявшее первых лиц племе-ни. Цезарь, однако, усмотрел в нем подобие сената, и, по всей вероятности, речь действительно идет о совете старейшин, состо-явшем, правда, уже не из патриархов всех родов племени, а из представителей родоплеменной знати, оказавшихся к началу на-шей эры на положении «старших» в обществе.

Наряду с коллективной властью народного собрания и совета старейшин у германцев существовала индивидуальная власть племенных вождей. Античные авторы называют их по-разному: одних - принцепсами, дуксами, архонтами, игемонами, т.е. предводителями, других — так же, как своих правителей героической эпохи - рексами или василевсами, иначе говоря, царями. Тацит, например, рассказывает, что когда Арминий - - знаменитый предводитель херусков, нанесший в 9 г. в Тевтобургском лесу сокрушительное поражение легионам Квинтилия Вара, вознамерился стать рексом, свободолюбивые соплеменники убили его. Перед нами племенные вожди или верховные вожди племенных союзов, чью власть лишь условно, с учетом исторической перспективы, можно квалифицировать как монархическую. Могущество и прочность положения этих вождей, естественно, различались, но зависели ли эти различия от уровня развития племени и находили ли отражение в языке самих германцев, неясно.

Переходный характер древнегерманских институтов власти, еще несомненно догосударственных, но уже далеко не первобытных, затрудняет выбор терминов, которые бы правильно передавали их суть. Это касается и титулов. Так, применительно к вождям германцев термины «василевс» и «рекс» чаще всего переводятся на русский язык как «король». Между тем это слово (произведенное славянами от собственного имени Карла Великого, франк-ского монарха, умершего в 814 г.), принадлежит уже эпохе феодализма и может быть отнесено к политическим реалиям родоплеменного строя лишь с оговорками.

Говоря о германских древностях, разумнее, наверное, взять на вооружение общегерманское слово konung. Как и связанное с ним славянское «князь», слово «конунг» восходит к индоевропейско-му keni — «род» (ср. латинское gens). Таким образом, в первич-ном значении термина конунг — это родовитый, благородный, следовательно, знатный и в силу этого достойный уважения и послушания человек, но никак не повелитель и не господин.

По наблюдениям Тацита, конунг располагал весьма ограничен-ной властью и управлял соплеменниками, скорее убеждая и увлекая примером, нежели приказывая. Конунг был военным предводи-телем племени, представлял его в международных делах, имел преимущество при дележе военной добычи и право на более или менее регулярные, хотя и добровольные, подношения со стороны соплеменников, а также на часть штрафов с осужденных, причи-тавшуюся ему именно как главе племени. Однако ни судьей, ни хранителем, тем более творцом племенных обычаев он не был и особой распорядительной властью не обладал. Даже на войне, пишет Тацит, «казнить, заключать в оковы, подвергать телесному наказанию не дозволено никому, кроме жрецов», действующих как бы по повелению божества. Вместе с тем конунг и сам вы-полнял определенные сакральные функции. У ряда племен он и много столетий спустя играл важную роль в совершении публичных гаданий и жертвоприношений, считался лично ответственным за неудачу на войне и неурожай и мог быть на этом основании не только смещен, но и принесен в жертву, дабы умилостивить богов.

Власть конунга была выборной. Избирали его на народном со-брании из числа наиболее знатных мужей, еще не обязательно принадлежащих к одному роду, иногда по жребию, но чаще со-знательным решением присутствовавших, поднимавших тогда своего избранника на щит. На народном собрании же, не без под стрекательства со стороны оппозиционно настроенной части знати, происходило и смещение ставшего почему-либо неугодным конунга.

Особое место в древнегерманском обществе занимали предводители дружин. В отличие от племенного войска-ополчения, включавшего всех боеспособных членов племени, строившегося по родам и семьям и возглавлявшегося конунгом, дружины составлялись из случайных, не связанных родством людей, надумавших сообща попытать ратное счастье и ради этого примкнувших к какому-то бывалому, удачливому, известному своей отвагой воину. В основном это была молодежь, часто знатного происхождения, надолго, если не навсегда, отрывавшаяся от отчего дома и сельскохотвенного труда и всецело посвящавшая себя войне, а точнее, разбойным набегам на соседей. В промежутках между набегами дружинники проводили время в охотах, пирах, состязаниях и азартных иrpax, постепенно проедая и проматывая награбленное. Эту долю, может быть и завидную для германского юношества, избира-ли, однако, немногие: в дружинники шли наиболее знатные и богатые, чьи семьи могли позволить себе потерю работника, либо самые беспокойные, вольные или невольные изгои, порвавшие с родней, а то и с племенем. Нередко они нанимались в солдаты к римлянам; так, например, начинал свою карьеру Арминий.

Внутри дружины существовала своя иерархия, положение в ней определялось не столько знатностью рода, сколько личной доб-лестью. Это порождало соперничество между дружинниками, но все противоречия между ними заслонялись общей безоговороч-ной преданностью предводителю. Считалось, что предводителю принадлежит не только слава, но и добыча, дружинники же кор-мятся, получают оружие и кров от его щедрот.

Будучи чрезвычайно сплоченной, дружина занимала особое место в племенной организации. Она то противопоставляла себя племени, нарушая заключенные им договоры (чего, похоже, не понимали дисциплинированные римляне, принимавшие самовольные вылазки отдельных отрядов за вероломство целого племени), то составляла ядро племенного войска, оказываясь средоточием его мощи и нередко обеспечивая своему предводителю достоинство конунга. По мере того как такие случаи учащались, облик дружины менялся, и постепенно из разбойничьей ватаги, существовавшей как бы на периферии племени, она превращалась в настоящее княжеское войско и в этом качестве становилась основой власти племенного вождя. В дальнейшем, к эпохе Великого переселения, из дружины, во всяком случае «старшей» ее части, вырастала новая, служилая знать, постепенно оттеснявшая старую родоплеменную, хотя корнями многие представители новой знати были связаны со старой.

Древние германцы не составляли этнического целого и, по-видимому, не воспринимали себя как единый народ. Привычный нам этноним Germani возник как название какого-то одного германского племени; кельты распространили его на всех своих северо-восточных соседей и в этом значении передали римлянам, Сами германцы, хотя и осознавали общность своего происхождения, культов и языка, похоже, не испытывали потребности в общем наименовании. Показательно, что слово diutisk (от thiuda - «народ»), к которому восходит современное самоназвание немцев — Deutsch, зарегистрировано в источниках только с конца VIII — начала IX в. При этом и на континенте, и в Англии оно первоначально употреблялось (в смысле «простонародный») лишь в отношении языка германцев, противопоставляемого латыни. Эт-нической характеристикой оно стало не ранее XI в., закрепив-шись, однако, к этому времени за одними немцами. Связанный с тем же корнем этноним «тевтоны», в средние века и в новое вре-мя применявшийся иногда ко всем германцам, в древности обо-значал только одно, правда, знаменитое, племя — первое, наряду с кимврами, с которым столкнулись средиземноморские народы и которое едва не погубило римскую державу.

Реальной политической единицей древнегерманского мира яв-лялось племя. Возникавшие время от времени племенные объ-единения строились не столько по родственному, сколько по тер-риториальному признаку и в условиях непрестанных миграций нередко включали и негерманские (кельтские, славянские, фра-кийские) племена. Таким объединением было, например, недол-говечное «царство» Маробода — предводителя германцев и кель-тов, населявших в начале I в. н.э. территорию современной Чехии.

Племенные объединения рубежа старой и новой эры были еще очень рыхлыми и непрочными. Они вызывались к жизни времен-ными, главным образом внешнеполитическими обстоятельства-ми (переселением в чужую страну и покорением ее или угрозой завоевания, нависшей над собственной страной) и с переменой обстоятельств распадались.

В изображении римских авторов, склонных принимать родоплеменные подразделения германцев за чисто территориальные, гер-манская «цивитас» состоит из довольно обособленных, живущих своей жизнью округов, управляемых собственными принцепсами. Римляне обозначали эти округа словом pagus, германским экви-валентом правильно, видимо, считать слово Gau. Судя поданным топонимики, это были крупные, порядка 1000 кв. км, территории жители которых обычно имели общее название, отличающее их от прочих соплеменников. Примером может служить расположенный в большой излучине Рейна Брейсгау — «округ бризов».

Внутреннюю организацию округов приходится изучать в основном по материалам раннесредневековых источников, рисующих эти институты древнегерманского общества не просто угасающими, но и деформированными. В каждом округе, видимо, имелось свое собрание, где избирался военный вождь, а также лагман - знаток и хранитель местных обычаев. Округ в свою очередь дробился на несколько сотен , обязанных выставлять в племенное ополчение по сотне воинов и потому так называвшихся. В сотне также существовало свое собрание, созывавшееся чаще, чем собрания более высокого уровня, по нескольку раз в год. На сотенном собрании заключались сделки, рассматривались совершен-ные в пределах сотни правонарушения, вообще все значимые для нее вопросы правового характера. Дела, касавшиеся сразу двух и более сотен (например, тяжбы между членами разных сотен), слушались в окружном или даже в племенном собрании.

Круг вопросов, обсуждавшихся на племенном собрании, был шире, а сами вопросы — серьезнее. Так, внешнеполитические дела имело смысл решать всем племенем сообща. Однако полномочия и функции собраний были в принципе одни и те же, принудить округа и сотни к выполнению своих решений племенное собра-ние было не в состоянии: все держалось на добровольном согла-сии соплеменников, объединенных в сотни и округа. Не будучи политически самостоятельными, они являлись все же вполне жизнеспособными образованиями и, если решения племени шли враз-рез с их частными интересами, сравнительно легко и безболез-ненно откалывались от него, чтобы затем примкнуть — в целях самосохранения — к другому племени. Случалось, что раскол со-вершался не в результате разногласий, а под натиском врагов, подчинивших и увлекших за собой жителей отдельных округов и сотен, или даже как вынужденная мера — вследствие перенаселенности, истощения почв и т. д. Тогда бросали жребий, и часть племени отправлялась в путь в поисках новой родины. Так, по всей вероятности, обстояло дело у семнонов, позднее у вандалов, саксов, некоторых других племен.

Эволюция политического строя германцев. К IV-V вв. в политическом строе германцев происходят важные изменения. Племенные объединения перерастают в племенные союзы, более сплоченные, устойчивые и, как правило, более многочисленные. Некоторые из этих союзов (например, аламанский, готский, франкский) насчитывали по нескольку сот тысяч человек и занимали или контролировали огромные территории. Уже по этой причине совместный сбор всех полноправных членов союза был практически невозможен. Нормально продолжали функционировать лишь окружные и сотенные собрания, постепенно утрачивавшие, однако, политический характер. Собрание племенного союза сохранялось лишь как собрание идущего войной или явившегося на смотр войска. Таковы Мартовские поля франков, войсковой тинг лангобардов. На общесоюзном собрании продолжали решать вопросы войны и мира, провозглашать и низвергать конунгов, но сфера его деятельности сузилась, активность и реальное значение как самостоятельной политической силы упали. На первый план выдвинулись другие органы власти.

Совет родоплеменных старейшин окончательно уступил мест совету дружинной, служилой знати, группирующейся вокруг ко-нунга. Среди советников выделялись предводители подразделений племенного союза — «царьки» (reguli), как называет их Аммиан Марцеллин в отличие от остальной знати. Каждый из них располагал собственной дружиной, уже заметно обособившейся от массы соплеменников и проживавшей вместе с ним в специ-ально построенной крепости (бурге), бывшей поначалу чисто воен-ным, впоследствии также торгово-ремесленным, но никак не сельскохозяйственным поселением. Знать оказывала весьма ощу-тимое влияние на действия верховного союзного конунга, непо-средственно или через войсковое собрание заставляя его считать-ся со своими интересами. Тем не менее власть конунга несомненно усилилась. Не будучи еще наследственной, она уже стала преро-гативой какого-то одного рода. Сосредоточение власти в руках одной семьи способствовало накоплению ею все больших богатств, в свою очередь укреплявших политические позиции правящей ди-настии. У вестогов на этой основе уже в V в., если не раньше, возникает казна — важный элемент зарождавшейся государствен-ности. Возросший авторитет королевской власти выразился так-же в изменившемся отношении к личности конунга. Оскорбле-ние и даже убийство конунга еще может быть искуплено уплатой вергельда, но размер его уже заметно (обычно вдвое) выше, чем вергельд других знатных людей. Конунги и их родня начинают выделяться и внешним обликом: платьем, прической, атрибутами власти. У франков, например, признаком принадлежности к ко-ролевскому роду Меровингов были длинные, до плеч, волосы.

Начиная с IV в. предводители отдельных германских племен и племенных подразделений все чаще поступают на службу к римлянам, сражаясь со своими дружинами в составе римской армии там, куда их пошлют (будь то даже Сирия), но в большинстве случаев оставаясь на прежнем месте и обязуясь всем племенем охранять на своем участке границу империи от других германцев. Эта практика еще больше, чем торговля с Римом, содействовал приобщению германцев к римской культуре, в том числе культуре политической. Получая от римского правительства высокие должности в военной, затем гражданской администрации и сопутствующие этим должностям звания, конунги пытались перестроить и свои отношения с соплеменниками.

Важным средством социально-политического возвышения конунгов, как и знати в целом, явилось восприятие германцами (разумеется поверхностное) христианства, которое более подходило меняющейся общественной структуре варварского мира, чем древняя языческая религия германцев. Первыми на эту стезю вступили вестготы. Начало массового распространения христианства в их среде относится к середине IV в. и связано с миссионерской деятельностью вестготского священника Ульфилы, приспособившего латинский алфавит к готскому языку и переведшего на него Библию. Рукоположенный в сан епископа в 341 г., когда в церкви временно возобладали ариане, Ульфила проповедовал соплемен-никам христианство арианского толка, которое в самой империи вскоре было объявлено ересью. Познакомившись с христианским учением в основном через вестготов и не вникая, во всяком слу-чае поначалу, в богословские споры, другие германские народы также восприняли его по большей части в форме арианства. Раз-личия в вероисповедании усугубили и без того непростые взаи-моотношения германцев с империей; арианство нередко служило им знаменем борьбы против Рима. Однако сама по себе христианизация сыграла очень важную роль в социально-политическом развитии германских племен, ускорив и идеологически оформив становление у них государства.